Когда мне было 15, я пожаловалась маме на депрессию: мол, мне ничего не хочется, все раздражает и хочется плакать. Ответ мамы был коротким и бескомпромиссным: это все от лени, помой полы и перегладь постельное белье — поможет. Спорить я не стала, хотя помню, что уборка мне не помогла.
Ответь я так своей 19‑летней дочке, она бы обвинила меня в пассивной агрессии и обесценивании ее чувств. Но я ничего такого не говорила, а когда она в старшей школе пожаловалась на грусть-тоску, дала контакт специалиста и деньги на него. Хотя даже если бы я предложила уборку, она бы нашла врача сама. В ее реальности все просто: ноет зуб — идем к стоматологу, болит душа — к психологу.
Современная молодежь не просто открыта к психотерапии, кажется, она себя уже не мыслит без нее. «Девять из десяти моих друзей обращались к психотерапевту, и мне кажется, это классно, это помогает нам лучше понимать себя и друг друга, выстраивать более экологичные и комфортные отношения, — считает журналист Диляра Теляшева и добавляет, что даже те, кто до кабинета врача не добрался, находят пути к решению проблем в телефоне. — Мы слушаем подкасты, смотрим видео. В моем окружении популярны Вероника Сидорова и ее «Свой ответ», «Психология на Дожде» (признан иноагентом), «Давай поговорим» — это подкаст двух девчонок (одна живет в Канаде, другая в Сан-Франциско), в котором они обсуждают книги по психологии, Евгения Стрелецкая на YouTube». Мария и ее друзья встречаются раз в месяц дома, обсуждают и эти выпуски, и свои сложности, делятся советами. Они называют это очень эффективной групповой терапией. «Те, кому таких встреч недостаточно, ходят на групповые занятия в МИГИП (Московский институт гештальта и психодрамы)».
Термины вроде «абьюзер», «непроработанные травмы», «закрытие гештальта» стали обычными в лексиконе молодежи, а все, что направлено внутрь себя, вызывает особенный интерес. Поколению их родителей подобная широта взглядов несвойственна. Как же мы воспитали такое лояльное к психологам поколение?
Главный гуру по жизни нашего общества Екатерина Шульман говорит: «Поколение, называемое центениалами, — люди, родившиеся после 2000 года, как считается, воспринимают реальность как очень хрупкую, нестабильную, в связи с чем ставят свою различно понимаемую безопасность выше всего». Это подталкивает их укреплять внутреннюю структуру личности, в том числе посредством терапии и других форм саморазвития. Но есть и другая причина. «Уровень благополучия человечества сегодня позволяет молодежи заняться поиском себя. При этом на политическую обстановку они повлиять не могут. Запрет на активное социальное действие оборачивает этот импульс внутрь, на то пространство, над которым, как человеку кажется, он властен».
Психологи подтверждают: поколение, выращенное «достаточно хорошими родителями» — теми самыми, которые знают, что такое границы и Я‑сообщение, — слишком зависимо от зоны комфорта. Столкновение со сложностями выбивает эти нежные создания из колеи, приводит к депрессиям, паническим атакам и высокой тревожности.
Заместитель главного врача семейной клиники психического здоровья и лечения зависимостей Rehab Family, к. м. н. Нина Зиноновна Таркил говорит, что именно поэтому пандемия оказала больше негативного влияния на молодежь, чем на старшее поколение. «У тех, кто родился после 1970‑х годов, сформирован навык защиты от стрессовых ситуаций, а у молодого поколения он еще развит слабо. Да, они быстрее приспосабливаются к новой реальности с технической точки зрения, но сложнее с эмоциональной. Количество обращений со стороны молодежи во время пандемии заметно возросло». Но есть и хорошие новости: если современный двадцатилетний страдает апатией, он с большей долей вероятности пойдет к психологу, чем найдет утешение в алкоголе и наркотиках. Зависимостей становится меньше, речь, впрочем, не идет о гаджетах и социальных сетях.
Но не стоит сводить все к ранимости молодежи. Она оказывается достаточно крепким орешком, когда ставит под вопрос существующий порядок вещей. Психолог, член Всемирной психоаналитической ассоциации и Европейской школы психоанализа Михаил Страхов уверен, что инфантильной молодежь можно назвать, только если мы говорим об умении варить борщ в 18 лет или готовности создать семью в 20. В плане критического мышления родителям до них далеко. «Мы и наши предки жили в мире, который был выстроен из определенных идеалов и готовых решений, — говорит Страхов. — У нас не стоял вопрос о том, что такое семья или какими должны быть сексуальные отношения, какова роль мужчины и какой должна быть женщина. На базе этих непререкаемых представлений можно было выстроить всю свою жизнь. А наши дети готовы жить в мире, в котором необязательно отталкиваться от заранее заданных ответов. Они готовы ставить вопросы и находить свои уникальные точки опоры. Они допускают существование другого человека, который в корне отличается от тебя самого. И поэтому строят мир, в котором меньше национализма, расизма и патриотизма. В этом смысле родители выглядят куда более инфантильными — они не хотят подвергать сомнению прописные истины».