Встретиться с Сарой Бертон, той самой Сарой Бертон, что с самого начала работала с великим Маккуином, той самой Сарой Бертон, что сменила его так тихо и незаметно в тот момент, когда казалось, что вместе с ним дело его погибнет. Так вот, встретиться с Сарой Бертон было моей мечтой все эти вот уже почти десять лет, как она возглавила Alexander McQueen. Я знала, что она, мягко говоря, не любит давать интервью, а точнее, просто не дает их в принципе. Но вот сделала исключение для британского Vogue, а вслед за ним и для русского, и поводом для нашего разговора станет ее потрясающая последняя коллекция, но я с самого начала надеялась, что мы на этом не остановимся. Так и получилось.
И тем не менее начинаем мы разговор именно с той самой коллекции осень-зима 2019 — о том, откуда эта мрачная романтика, в которой индустриальное таким волшебным образом сочетается с пышным цветением, а нарочито мужественное — с трогательно женственным.
«Это возвращение домой, в места моего детства. Я ведь из маленького городка под Манчестером. Это север Англии, очень индустриальный регион, но все эти промышленные городки разбросаны среди фантастической красоты природы. Но она не пасторальная, не благостная, она дикая, мрачная, даже мятежная. Там почти все время туманы и холодные дожди. Меня всегда интересовало, как промышленность и природа сосуществуют, как человек и машина взаимодействуют. Эти города знамениты своими текстильными мануфактурами, многие из которых уже давным-давно закрылись, но мы нашли те, что еще существуют, производят костюмные ткани и используют ручной труд. Нам было важно именно это: увидеть взаимодействие машины с руками человека, увидеть этих людей, полных гордости за свое ремесло. Вот с этого, собственно, и началась коллекция. Ведь Alexander McQueen — это в первую очередь портновское мастерство. И цветы всегда есть в коллекциях, сама идея цветка как воплощения красоты. И кстати, белая роза — символ Йоркшира, а красная — Ланкашира (северные графства Англии. — Прим. ред.), поэтому мне хотелось слепить розу из ткани как скульптуру. А еще мы сделали принт кровоточащей розы, вдохновленной романами Шарлотты Бронте».
Интересно, как из всей этой романтической истории с розами, пейзажами и женскими романами рождаются столь современные по духу коллекции. Сара как раз не видит в этом никакого противоречия. «Я всякий раз пытаюсь понять, что я сама и люди вокруг меня переживаем в данный момент времени. Что происходит в мире. Это всегда очень личное. Сейчас все, что происходит вокруг, настолько тревожно и непредсказуемо, что мне захотелось именно возвращения: к природе, к местам моего детства, туда, где люди работают руками, где люди гордятся своим трудом, и именно это их объединяет. Мы там сделали много прекрасных фотографий, совсем не о моде — это просто люди, которые работают на этих фабриках по 50 лет, сами станки, инструменты, рулоны тканей. И кстати, это первая коллекция, для которой мы в буквальном смысле собирали обрезки тканей с пола и перерабатывали их. А в следующем сезоне я планирую использовать те залежи тканей, что накопились у нас за многие годы. Я понимаю, что этим мы не спасем планету, но хотя бы сделаем шаг и осознаем, как много мы растрачиваем впустую».
Я понимаю, что каким-то странным образом наш разговор все время крутится вокруг тканей. И вспоминаю, что Сара-то, собственно, училась в CSM на дизайнера принтов. «Это все же называлось fashion and print, сначала мы изучали fashion-дизайн, а затем уже специализацией был именно принт. Мой преподаватель по дизайну принтов был другом Ли, и именно он нас и познакомил. Потому что принты всегда были очень важны для Маккуина. Но он, конечно, был уникальным дизайнером, потому что одинаково хорошо делал все: принты, ткани, конструкции, аксессуары. А принты он всегда разрабатывал сам и любил их любые — и компьютерные, и традиционные».
Повисает странная пауза. Сара смотрит на меня внимательно и задает вопрос в лоб: вы встречались с ним? Да, встречалась, в 2002 году. Дальше мне лучше молчать, чтобы услышать все то, что мне так интересно было услышать. «Мне страшно повезло встретить его, когда Alexander McQueen — это был всего лишь подвал на Hoxton Square. Я очень хорошо помню мое собеседование у него. Он спросил почему-то, верю ли я в НЛО. В этом подвале был только стол для раскроя тканей и больше вообще ничего! На полу лежало раскроенное пальто для Дэвида Боуи, которое Ли хотел состарить, поэтому поджигал с разных сторон, так что пол вокруг был закапан воском. В Сент-Мартинсе вас учат творить, но никто не объясняет, как все придуманное превращать в реальные вещи. Но Ли делал абсолютно все каким-то магическим образом. В качестве первого задания он дал мне юбку в клетку «Принц Уэльский». Мало того, что ее нужно было скроить по косой, что уже само по себе кошмар, так еще и вшить невидимую молнию. Я не имела ни малейшего представления о том, как это сделать, но я училась быстро. А поскольку денег не было вообще, то права на ошибку тоже не было. Именно тогда я поняла, что для того, чтобы делать красивые вещи, вовсе не обязательно иметь дорогие ткани. Ли считал, что красивые вещи можно делать из ничего, из мусора, из отходов. Он все время придумывал что-то новое, все менял, изучал новые технологии, ну и я вместе с ним. Вначале я боялась всего и вся, в том числе и швейной машинки. Поэтому все делала вручную. Приходилось сидеть ночами. Но он был очень терпелив и добр по отношению ко мне, у него вообще не было этого разрушительного эгоизма, он доверял людям, поручал им порой самые сложные вещи. Самое поразительное, что он не изменился и тогда, когда Дом начал расти, когда появились деньги и люди. Он никогда не переставал учиться и был всегда вовлечен абсолютно во все процессы. Мне повезло оказаться рядом с гением в самом начале».
Он был вовлечен во все процессы. И она, эта романтическая белокожая англичанка, у которой на глазах слезы, когда она говорит про Маккуина, также вовлечена во все процессы, и деловая сторона меня интересует, как ни странно, в первую очередь. Она отвечает очень точно и по существу. «Я всегда понимала необходимость не просто делать красивые вещи, но и продавать их. И всегда видела, что станет бестселлером. Но я знаю и обратное. Никогда нельзя слишком полагаться на мерчандайзинг, и бизнес-составляющая не должна диктовать, что нам делать. Это мы, дизайнеры, должны смотреть вперед и вести за собой покупателя. Бывает, что нас просят повторить один и тот же жакет сезон за сезоном, потому что это бестселлер. Но я всегда говорю, что этого делать нельзя, потому что он надоест покупателю, так же как он надоел мне самой. Мы должны быть честны с самими собой и делать то, во что верим, несмотря ни на какие тренды. Но я понимаю, что мы должны знать, что хорошо продается, а что нет. И... иногда не обращать на это никакого внимания. Ли бы точно так сказал».
Сара вообще часто апеллирует к его мнению, которое, похоже, было и остается для нее самым важным. На мой вопрос, как Alexander McQueen, который всегда был «про красоту», ощущает себя во времена расцвета ugly fashion, она отвечает не задумываясь: «Ли создал этот Дом со всем его генофондом — высочайшее портновское искусство, историзм, мрачный романтизм, цветы и платья. Он узнаваем с первого взгляда, его ни с кем не спутаешь, и влияние его огромно. Конечно, мы отдаем себе отчет в том, что происходит там, за пределами нашего Дома, но Ли всегда говорил: «Не важно, нравится это кому-то или нет, пусть они ненавидят то, что мы делаем, главное, чтобы мы сами это любили».
От Бертон не ожидаешь подобной твердости духа и непоколебимости убеждений, она ужасно нервничала перед интервью, краснела, бледнела, извинялась, что нервничает и, может быть, говорит сбивчиво, хотя на самом деле говорила просто отлично. В этом странном сочетании внешней хрупкости и внутренней силы сама идея женщины Маккуина, и Сара Бертон чувствует ее в себе. «Когда вы надеваете платье McQueen или жакет McQueen, вы ведете себя по-другому, двигаетесь по-другому. И это всегда идеальный баланс почти мужского портновского искусства и хрупкой женственности». И на вопрос о самой любимой и дорогой вещи в ее жизни отвечает однозначно: «Жакет из коллекции «Данте», который Ли подарил мне. Это мое сокровище, которое я буду хранить вечно».
Модели: Lameka Fox, Aamito Lagum/IMGСтилист: Svetlana VashenyakПрическа: Shinya Nakagawa for R+Co.Макияж: Ai Yokomizo for ClarinsАссистенты фотографа: Paulo Almeida, JupiterАссистенты стилиста: Anastasia Mitina, Anna Talyzin, Anna KhitrinaПродюсеры: Karina Chistyakova; Michael Raveney/Faktory.NYC; Anna Rybus/Prospero ProductionАссистенты продюсеров: Alexander Scott HarrisРетушь: Paul Drozdzowski
Подпишитесь и станьте на шаг ближе к профессионалам мира моды.
Фото: Alexander Saladrigas