Смотрю картинки с осеннего показа Balenciaga — и у меня сжимается сердце. На носатом взъерошенном парне в темных очках — в буквальном смысле розовая мечта моей юности — лохматая, ядовито-неоновая, наглая, смешная и порочная одновременно шуба — разумеется, розового цвета. Какое бы это было счастье — явиться в 1995 году в такой шубе на факультет журналистики, зайти в читальный зал, который в то время — можете себе такое представить? — носил имя Рона Хаббарда, подняться по парадной лестнице, небрежно здороваться с однокурсницами и ощущать себя при этом так, как будто в одном кармане шубы у тебя выигрышный лотерейный билет, а в другом — скажем, пейджер с сообщением, что главная роль у молодого режиссера Валерия Тодоровского — твоя.
В общем, не шуба, а счастливый сон — ведь в эпоху до Zara и H&M, до интернет-магазинов и до инстаграма трофей вроде этого имел совершенно особенный вес — и в нынешней системе координат эквивалента, пожалуй, просто не найти. Впрочем, этой осенью неоновые воспоминания начала 1990-х окружают нас со всех сторон. У Prada, двадцать пять лет назад игнорировавших кислотные цвета, неон теперь сочетается с твидом и другими костюмными тканями, Хайдер Акерманн добавляет к своим готическим черным одеяниям неоновые колготки мультяшных оттенков, у Balenciaga помимо выдающихся шуб присутствуют неоновые сапоги и водолазки, Том Форд выпустил на подиум девушек в кислотных леопардовых пальто, брюках и платьях, а у Balmain и Zinko неоновыми стали даже глубоко вечерние полупрозрачные наряды.
