Яркая и смелая, Виктуар де Кастеллан очень похожа на украшения, которые она создает. Девочка из дворянской семьи начала работать в Chanel под крылом Карла Лагерфельда, повзрослела, пришла в Dior и делает Haute Joaillerie так, что ее вещи можно не только носить, но и выставлять в музеях. Это не просто ювелирное, это и современное искусство, скульптуры, которые украшают наше тело. Когда ее снимают фотографы, они иногда просят надеть на пальцы пару-тройку сделанных ею колец. Но даже на ее крупных красивых руках это выглядит сущим расточительством. Таких украшений не может быть много; такая, как Виктуар, может быть только одна.
Гимн свободе
Бернар Арно позвал меня в Dior в удивительный момент: ювелирное дело у марки только начиналось, и от нас зависело, каким оно будет — помпезным или веселым и артистичным. Вокруг было много прекрасных ювелиров. Вся Вандомская площадь — сплошь великие Дома. Но они прятали своих художников. Выпускали коллективные работы. И тут я свалилась ниоткуда, как с ветки, единственная живая художница, к тому же женщина. На меня смотрели с раскрытыми глазами — «да что это она вытворяет», а я все могла себе позволить, потому что была чужая.
А еще потому, что мне дали свободу. И дело не в том, что я опасная неконтролируемая безумица, а владельцы марки — филантропы. Я просто не могу без свободы. Я, может, и стану работать, но ничего хорошего из этого не выйдет. При этом я знаю границы, потому что без них моя жизнь превращается в хаос. В мужском ювелирном мире я быстро освоилась, подружилась с мастерами, которые поняли меня и были рады раскрыться с неожиданной стороны. Обожаю людей, которые умеют работать руками! А теперь появилось много храбрых девчонок, которые тоже стали делать украшения. И это прекрасно.
Карл Великий
Мне повезло, что я попала в Chanel и поработала с Карлом Лагерфельдом. Все к этому шло. Мой дядя Жиль Дюфур работал с ним в Fendi — помогал ему делать костюмы для фильмов. Лагерфельд звонил нам домой, и я звала дядю: «Тебя опять Карл»; он не был еще сегодняшним Кайзером. Но я пришла в Chanel не по протекции Карла. Приятель пригласил меня туда на практику. А уже потом, после стажировки, Карл оставил меня в Доме и дал делать бижутерию для показов — я провела там четырнадцать счастливых лет. Я чувствовала, что я на месте, что жизнь вокруг кружится в вихре, это было прекрасно. И Лагерфельд обожает молодых девушек, это было как роман. С ним так интересно. Ну а потом волшебство вдруг кончается, как и все романы на свете. И герой уже увлечен другой девчонкой.
Cериал «Династия»
У женщин много жизней. Сколько было у меня? Даже когда я вспоминаю детство, оно делится на много частей. Были моменты печальные, были веселые. Школу я не любила, не знаю, кто может любить школу. Это всегда тюрьма. Я спасалась дома. Мы играли с моими кузенами и кузинами – у меня огромная семья, целый клан. Дедушку с отцовской стороны я не знала, хоть и ношу его фамилию. Да и отец его едва застал, тот умер очень молодым. Но я хорошо помню мою бабушку. Она овдовела в двадцать один год, потом не раз выходила замуж, родила и воспитала пятерых детей, обожала одеваться и носить украшения. Она их меняла в зависимости от платьев по нескольку раз в день.
Любовь к украшениям у меня от нее. Я делаю крупные кольца, потому что вспоминаю себя, маленькую девочку, которая рассматривает огромные украшения взрослых. Помню богемную семью моего отца и более буржуазную — моей матери. Веселые каникулы на юге Франции. Всегда преклонялась перед взрослыми женщинами: я помню их наряды, их украшения, да что там — я помню даже шум этих украшений.
Философский камень
Mои вещи — это игрушки для взрослых. Я помню это ощущение: «Если бы только у меня была эта кукла, я была бы самой счастливой девочкой Франции». Вот я и хочу, чтобы мои вещи вызывали такое же желание. Тогда они принесут счастье, хотя бы счастье от обладания. Кто скажет, что оно несущественно? И эти вещи вечны, постоянны, они не оставят, не предадут. Лично я всегда думала, что драгоценности — наш лучший способ остановить мгновение. Я, кстати, в ладах со своим временем. И если бы я могла выбрать, где и когда родиться заново, я бы все повторила. Мне нравится моя жизнь! Я не чувствовала бы себя на месте ни в 1920-е, ни в 1950-е. И моей родиной была бы Франция, хотя, пожалуй, я бы съездила в отпуск в американские 1950-е. Забавны были времена моих родителей. Я смотрела недавно хронику про студенческие бунты 1968 года. Так странно видеть, что все бунтари там в костюмах и с галстуком. Девушки — в жакетиках и на каблуках. Настоящие революционеры! И уж точно я не хотела бы попасть в Средневековье. Мне кажется, там медицина хромала.
Звезда танцпола
Я всегда обожала танцевать. Родители на меня не давили, и с тринадцати лет я могла ходить по клубам вместе с моим дядей Жилем Дюфуром. Меня отпускали при условии, что я не научусь там курить. Но я не злоупотребляла свободой. Во мне живет страсть к маскараду. В детстве я любила рядиться в принцессу, а для вечеринок в клубах подбирала себе на блошиных рынках удивительные костюмы, воображая: «Это носила Мэрилин Монро, а это — Лайза Миннелли». Я покупала смешные туфли и платья в секс-шопах. А еще носила уши Микки-Мауса.
Я бы хотела выступать на сцене. В этом столько адреналина, вы же видели рок-концерты! Вы выходите к людям, которые знают ваши песни наизусть и просто подвывают от нетерпения, чтобы послушать еще раз. И ответ публики — мгновенный. Этого мне иногда не хватает. В моем ремесле ритм более медленный. Мы делаем вещи, которые будут куплены не сразу, а через год — через два. Это другой ритм, не такой, как в моде, где невозможно носить вещи прошлого сезона. Изредка я встречаю людей, которые носят мои украшения. Верю, что они делают это с любовью, да и не может быть иначе, потому что мои вещи полны символов, они рассчитаны на поколения. Может, мне стоит однажды спеть для тех, кто носит мои вещи, — мы бы посмотрели друг на друга.
Семейное гнездо
Мама и папа разошлись, когда мне не было и трех лет, и я проводила время у бабушек. У меня не было своей комнаты, я все время жила в гостях. С тех пор я привержена самой идее дома, для меня жизненно важно иметь свое пространство, которого я была лишена. Не люблю отелей и съемных квартир, мне нужны свои стены, в которых меня никто не беспокоит. Мы с мужем купили дом на острове Ре, где живем семьей, сами по себе: гуляем, собираем ракушки во время отливов, катаемся на велосипедах. А на тот случай, когда хочется погреться, мы завели маленький домик в Греции, поближе к солнцу.
Формы и цвета
Мой самый любимый камень — опал: в нем все цвета сразу. А мне очень важно понимать цвет — для этого я пользуюсь всем вокруг. Хоть офисными стикерами — такими же розовыми, как лаковый циферблат новых часов D de Dior. В коллекции есть и циферблаты из малахита. А в многоугольных Gem Dior к малахиту я добавила халцедон. Их циферблаты, обведенные золотом, выглядят как камни на срезе. Мне пришло это в голову, когда я рассматривала камни, которые мне прислали. Они не были огранены, и в их нарочитой грубости было настоящее очарование. Я подумала, что эта странная форма может оказаться неожиданно красивой. Достаточно положить этот камень в оправу и показать его таким, какой он есть, просто срезав тонкий его слой. Мне всегда было жалко камни, которым мы насильно придавали правильную форму. Может быть, как с людьми: неправильная форма как раз самая правильная.
Подпишитесь и станьте на шаг ближе к профессионалам мира моды.