Нашумевший сериал «Топи» вызвал у зрителей волну интереса и шквал критики. Пятеро героев отправились из Москвы в хтоническую деревню. У парней были известны профессии (журналист и стартапер), а о роде деятельности девушек нам не сообщили ничего. Их предыстории состояли из любовных и семейных драм. Сценарий написал Дмитрий Глуховский, вот только его таланта не хватило, чтобы вырваться из плена гендерных стереотипов. Женщины руководят корпорациями и летают в космос, но в массовом сознании мужчины по-прежнему определяются через дело, а женщины — через эмоции.
Хотя режиссерами, сценаристами и продюсерами чаще всего были мужчины (и до сих пор в Голливуде 96 % режиссеров — мужчины), в последние годы все больше людей в индустрии начали понимать: талант — не единственное условие успеха, важен опыт (а он очень отличается у представителей разных гендерных, этнических и других групп) и уникальные истории. Нужно открывать доступ в творческие профессии тем, кто раньше был в них мало представлен, потому что они знают что-то, о чем мужчины из среднего класса не догадываются. Не были, не обращали внимания, заполняли пробелы стереотипами.
На этот сдвиг повлияли и исследования гендерного неравенства, которые начались в 1970‑х годах в университетской среде, а сегодня стали достоянием общественности; и процесс Харви Вайнштейна, вскрывший масштабы насилия по отношению к женщинам в Голливуде; и социальные сети, пользователи которых замечают слепые зоны в сознании сценаристов. Есть и еще один фактор, который заставил Запад озаботиться гендерным и расовым разнообразием в сценарных командах. Первые сто лет своего существования киностудия зарабатывала на продаже билетов в кино (не только на них, но все же). Но в XXI веке возник новый способ кинопоказа — онлайн-платформы, которые, в отличие от привычных нам плюшевых залов, имеют возможность собирать информацию о том, кто и как смотрит их контент. Увы, гиганты вроде Netflix не делятся с прессой даже малой частью своих данных, но очевидно, что они учитывают их, давая зеленый свет новым проектам. И политика инклюзии тут кажется вполне прагматичной: Netflix понимает, что разные группы людей будут искать разный контент и нужны разные авторы, чтобы его создать. Как бы ни шокировали российскую публику чернокожие актеры в ролях британских аристократов XIX века, сериал «Бриджертоны» с сыном англичанина и зимбабвийки Реге-Жаном Пейджем в главной роли стал мегахитом и продлен на второй сезон.
В Европе, где создается значительная часть мирового арт-мейнстрима, кино не является, как в Америке, только коммерческим предприятием — это часть культурного наследия, которое поддерживается государством. Во многих европейских странах приняты законы об искоренении разных форм дискриминации, которые имеют продолжение и в нормативах кинофондов. Так, стандарты Британского института кино (к слову, очень похожие на новые правила «Оскара») опираются на единый Акт о равенстве 2010 года. В Швеции, где у власти не первый год находится «правительство феминистов», эксперимент по равному финансированию мужчин и женщин-режиссеров начался в середине 2010-х, а в Норвегии для получения государственных денег надо соблюдать гендерный баланс в съемочных группах. Ничего принципиально нового и ограничивающего творческий потенциал в подобных требованиях нет: так, кинофонды всегда поддерживали проекты, раскрывающие специфику своих регионов и способствующие сохранению культуры и языка. Разнообразие опытов, возможность для женщин или меньшинств работать в престижной индустрии — такая же часть социальной политики государства, как сохранение собственной культуры. И если раньше как-то само выходило, что 96 % режиссеров оказывались мужчинами, то сегодня, когда подобная ситуация уже не выглядит нормальной, женщинам надо помочь в преодолении устаревших барьеров.
Одновременно с этим в Европе началось движение за изменение кураторской политики фестивалей. Оказалось, проблема примерно та же, что и со сценаристами: если в отборочной комиссии только белые мужчины из среднего класса, они не видят ценности в картинах с иным взглядом. В конце 2010-х годов крупнейшие фестивали, включая Каннский, подписали Пакт о гендерном равенстве, взяв на себя обязательство собирать статистику (пока не посчитаешь, не поймешь масштабы дисбаланса) и делать состав кураторов более разнородным.
Какими бы искусственными ни казались эти меры в России, пробуждая воспоминания о практике квотирования в СССР, они ожидаемо сработали. В этом году каннское жюри, в котором впервые преобладали женщины, присудило победу новаторскому боди-хоррору «Титан» Жюлии Дюкурно — художницы с уникальным видением и особой безумной энергией. Она стала первой женщиной, получившей «Золотую пальмовую ветвь» единолично: другая лауреатка, Джейн Кэмпион, в 1993 году разделила награду с Чэнь Кайгэ. И более того, во второй конкурсной программе, в «Особом взгляде», тоже победила женщина — наша соотечественница Кира Коваленко. Ее драма «Разжимая кулаки» рассказывает о горном поселке в Северной Осетии, открывая зрителям мир Кавказа. На эту территорию российский кинематограф не заходил до появления в Нальчике режиссерской мастерской Александра Сокурова. Коваленко училась в ней вместе с Кантемиром Балаговым и другими режиссерами, чьи таланты не были бы открыты, если бы не воля одного человека.
Сегодня мировая киноиндустрия с помощью системных мер делает то, что Сокуров на Кавказе сделал в одиночку: дает право голоса тем, кому раньше слишком сложно было пробиться к микрофону. Пройдет еще какое-то время, дисбаланс выровняется, и мы перестанем обращать внимание на гендер победителя Канн. Но пока, в 2021 году, мы еще живем в мире, где приз Дюкурно кажется ситуацией волнующей и новой. В мире, где женский взгляд — это страна, которая только недавно была открыта и которую еще только предстоит исследовать.
