Хоть пророчества Апокалипсиса всегда в цене, добросовестно заявить «Рожать люди перестали, семья в кризисе, мы все вымрем» пока оснований нет. Cудя по статистике, мы, люди, по-прежнему любим жениться — как, впрочем, и разводиться. Моногамная семейная пара является основной формой человеческого общежития и основным инструментом производства и выращивания новых граждан. То, что нам говорили в школе о семье — ячейке общества, оказалось правдой. Давайте это зафиксируем, чтобы, вглядываясь в туман грядущего, мы не воображали себе чего-то особенно дикого.
Все остальные форматы: полиамория, многоженство, гостевые браки и даже главный конкурент семьи на нынешнем историческом этапе — проживание в одиночку, single households — пока не могут даже близко подойти к популярности семейного сожительства.
Основной тип семейной жизни, характерный для современного горожанина, называется малоприятным термином «серийная моногамия». Звучит как «серийное убийство», но на деле имеется в виду следующее: люди живут друг с другом в парном формате, ожидая друг от друга эксклюзивных отношений и расстраиваясь, если их ожидания обманываются. Но это моногамное сожительство не является пожизненным, оно длится — сразу оговоримся — в среднем от пяти до семи лет. Это тот срок, который необходим для выращивания совместных детей до минимального возраста социальной зрелости. Потому что raison d’être, причиной совместной жизни чаще всего является появление ребенка. Пока он маленький, люди живут вместе, а когда ребенок подрастает, многие имеют склонность искать других отношений и заключать новые моногамные союзы. Это не хорошо и не плохо, это статистика.
Еще из статистики. По количеству заключаемых браков на сто тысяч населения среди развитых стран Россия — один из чемпионов. Хлебом нас не корми, дай пожениться. Больше нас это любят только в Турции, и очень сильно любят в Китае. Разводимся мы чаще и тех и других: по этому параметру мы абсолютные чемпионы среди развитых стран. Нельзя, однако, сказать, что раньше было целомудрие и семейные ценности, а сейчас пошли разврат и безобразие. Высокого уровня разводов наша страна достигла к середине 1970‑х, а пик числа абортов пришелся на середину 1960‑х. С конца 1980‑х начинается снижение этих печальных рекордов под влиянием прогресса, доступности контрацепции и просвещения. Несмотря на усилия государства, граждане узнают о существовании разных способов спланировать свою жизнь, поэтому абортов становится меньше радикально, а разводов — меньше понемногу. Достигнув максимума популярности к 2002 году, разводы если не устойчиво снижаются, то и не растут.
Возможно, аккуратно предполагают социологи, дело в том, что ослабло общественное давление в отношении того, до какого возраста надо обязательно вступить в брак. А лучшее противоядие от разводов — снижение числа нелепых случайных бессмысленных браков, которые заключаются потому, что тебе уже 25, а ты еще не замужем. Одинокая женщина больше не пария, а вопросы мамы «Когда же внуки?» — тоже давление, но совсем не такой силы, как давление общепринятой социальной нормы.
Социум становится разнообразнее и терпимее: это, пожалуй, главная трансформация. Деревенская простота традиционного общества, в котором есть только один модус, согласно которому живут люди, а все остальное — извращение или уголовное преступление, все-таки уходит. Мы страна больших городов, а город — это пространство разнообразия, где человек поневоле учится сожительствовать с очень разными людьми. Городская жизнь неизбежно становится менее унифицированной: типов занятости и бытовых укладов становится больше.
Семья vs одиночка
Пожалуй, главная социальная революция последнего века — возможность жить одному. Одинокий городской житель может не просто не замерзнуть зимой и не оголодать весной — он может жить очень хорошо. Он свободен от обязанностей, тратит деньги на себя, город предоставляет ему всю инфраструктуру сервиса и развлечений, все его потребности, от низменных до возвышенных, удовлетворяются замечательнейшим образом. Кто попробовал жить с кем-то, знает по собственному опыту, что, когда двое людей съезжаются, даже если у них нет ребенка, все равно появляется некая третья сущность, которая пожирает деньги. Кажется, должно быть наоборот: квартиру снимаем вместе, здоровый общий стол, но расходы удивительным образом возрастают. Целое больше суммы частей: это и семьи касается. Single households (одиночные домохозяйства) — исторически новое явление, и оно составляет семье конкуренцию. Вопрос, кто победит, задавать не стоит, потому что в социальном пространстве никто не побеждает, а все сосуществует.
Но есть одно дело, которое в одиночку пока делать либо трудно, либо невозможно, — это выращивать ребенка (даже одного). Вот когда в развитых странах распространится практика базового гражданского дохода — а, судя по всему, все к этому идет, — когда государство будет давать деньги на каждого взрослого и каждого ребенка, тогда наступит новый этап трансформации института семьи. Страны Северной Европы к этому близки: посмотрите, какой там процент детей, рожденных вне брака. Какой-то неистовый разврат там царит, случайные связи и половая беспорядочность? Нет, просто государство и общество настолько поддерживают человека, что он или она не обязаны терпеть не удовлетворяющее их сожительство ради того, чтобы рядом был кто-то, на кого можно оставить ребенка, или кто-то, кто принесет денег и сходит в магазин — все это делает сеть социальной поддержки.
Friends и другая родня
Однако на нынешнем историческом этапе, как показывает нам статистика, ребенок эффективнее и благополучнее выращивается в некоем семейном окружении. Тут мы должны указать на еще одну трансформацию, очень любопытную: возвращение ненуклеарной семьи. Нуклеарная семья — это пара и ее ребенок, ненуклеарная семья — это сеть родственников. Это было свойство традиционного общества, как крестьянского, так и дворянского.
В традиционном обществе каждый знает, кто кому родня до седьмого колена, социальные коммуникации и всякого рода обмен происходят между родственниками, и это влияет на место человека в социуме. Темную сторону такого уклада мы можем наблюдать на малоприятных примерах патриархальных семей, где если одна сестра загуляла, то братья должны ее закопать в лесу, иначе остальные сестры не выйдут замуж, потому что все будут знать, что в семье завелась какая-то гниль. Традиционная семья уничтожает своего диссидента, потому что она должна заботиться обо всех остальных.
Но есть и светлая сторона ненуклеарности, которую мы наблюдаем: люди оказываются внутри распределенной сети отношений. У вас есть ребенок от прошлого брака, у вашего партнера тоже ребенок, вы сходитесь и рожаете общего ребенка, и у каждого из ваших детей есть бабушки и дедушки, которые хотят общаться с внуками независимо от того, разошлись родители или сошлись — за ними не угонишься. Так возникает широкий семейный круг. Кроме того, у современного горожанина есть друзья в статусе родственников. Сериалы Friends и «Секс в большом городе», как выясняется с годами, не столько про секс, сколько про долголетние отношения, про помощь и поддержку — ту, которую оказывают друг другу родственники. Это сеть социальной страховки. В ней жить гораздо комфортнее, безопаснее и лучше, чем одиноко бродить в каменных джунглях и не знать, к кому обратиться.
А есть еще и френды в соцсетях: это тоже связи, которые социологи делят на сильные и слабые. Сильные и слабые — не значит «хорошие» и «плохие». Слабые связи подразумевают обмен информацией, когда вы спрашиваете в блоге: «В какую школу отдать ребенка?» — и доверяете ответам тех людей, которые знакомы вам по сетевому общению. Сильные связи — это совместные действия: пойти вместе гулять в парк или собирать подписи за его спасение, если его вырубают. В рамках сильных связей вы можете попросить не только об информации, но и о деятельной помощи: например, о денежном займе или рекомендации на работу. Таких связей у современного человека очень много и благодаря техническому прогрессу становится больше: представление о нашем современнике как об очень одиноком не соответствует действительности.
Счастье в сети
Одиноким был человек ХХ века: индустриальное общество, бурная урбанизация, большие социальные потрясения, атомизация… Старая ненуклеарная семья, сельская община, церковный приход — все было разрушено. При этом еще не было новых средств связи, которые делают общение легким, дешевым и доступным, и этот атомизированный житель индустриального города жил в своей бетонной коробочке. Хоть и кажется сейчас: «мы-то жили в трудовом коллективе, в пионерском отряде, гуляли во дворе, а нынче каждый сидит в своем телефоне». Нет, современный человек общается кратно больше и с большим числом людей, и это, среди прочего, повышает его уровень счастья: нет более прямых и наглядных корреляций в социальной психологии, чем между социализацией и уровнем счастья. Мы социальные существа, хотим друг с другом общаться, дружить и жить совместно.
При этом возраст вступления в брак и возраст рождения первого ребенка растет. Это неизбежное следствие увеличения продолжительности жизни и женского образования. Тут ничего не поделаешь, кричать «Женщины, рожайте раньше!» бессмысленно, единственный способ обеспечить раннее материнство — запретить девочкам учиться. Других работающих вариантов не будет. Если детей пускать в школу и вуз, то они будут сперва выучиваться и начинать работать, а потом рожать.
Возникает ощущение, что многие шаги нашей демографической политики вызваны не столько рациональным целеполаганием, сколько какими-то старческими мечтами: хочется видеть свежих и прекрасных розовых девушек, которые сами еще вчерашние дети, а у них уже на руках не менее розовые младенцы. Никаких рациональных причин рожать рано нет: это никак не коррелирует со здоровьем, а уж тем более с жизненным успехом. Наоборот, ранние роды — зачастую признак социальной депривации и неблагополучия.
Итак, люди продолжают вступать в брак и рожать детей, но делают это позже и более осознанно, потому что у них есть выбор. Есть, правда, некоторая проблема в том, что наш современник, не будучи поставлен перед задачей выживания и совместной заготовки дров в качестве основной цели своего семейного союза, предъявляет к своему сожительству избыточные требования. Он хочет всего и сразу: традиционной семьи, чтобы были дети, чтобы о них заботиться и друг другу помогать. Общения: чтобы партнер его понимал и разделял его интересы. Пламенного секса. И чтобы вместе было весело. Социальные антропологи вовсю изучают, почему в тиндере чувство юмора считается непременной характеристикой потенциального жениха (невесты тоже, но жениха в особенности). А еще человек хочет не просто индивидуального личностного роста, а совместного развития. В общем, и меда, и сгущенки, и можно без хлеба. Конечно, под грузом ожиданий реальные отношения довольно часто сперва хрустят, потом ломаются. Далее наши современники отправляются на поиск своей следующей моногамности.
Это, что называется, от хорошей жизни. Мы стали требовательней, иногда избыточно, понимая, что такого, как с Анной Карениной, которую после развода перестали звать в приличное общество, а все знакомые от нее отвернулись, с нами не случится. Мы легче выходим из отношений: иногда, возможно, не давая им перерасти кризисный период и выйти на новую стадию, но иногда и не давая им дойти до убийства сковородкой. Тут нельзя ни к чему призывать, можно просто констатировать факт.
Законы и старцы
Раз речь зашла о сковородке, надо сказать про закон о домашнем насилии, который все никак не сдвинется с места. Противники боятся оговоров и ложных доносов, боятся шантажа при разводе и имущественных спорах. И правда, оговоры, бывает, используются при обвинениях в сексуальном насилии и педофилии, но это не значит, что из Уголовного кодекса надо убрать эти статьи. Тем более что закон о домашнем насилии — это в первую очередь запрет на приближение. Это временная мера, вы не лишаетесь квартиры, но на определенный срок вам не разрешают приближаться к человеку, который на вас пожаловался. Даже если это оговор, вы действительно хотите жить в одной квартире с человеком, который так стремится от вас избавиться, что написал на вас жалобу в полицию? Вам не кажется, что в ваших же интересах хотя бы временно разойтись? На самом деле этот закон — это совершенно бесценный инструмент, потому что домашнее насилие имеет свойство эскалировать: слово за слово, глядишь, уже и до смертоубийства доходит. И целью закона является не распространение семейного счастья по популяции, а предотвращение тяжких и особо тяжких преступлений, которые все чаще случаются именно дома.
Зачем авторам поправок было писать в Конституции про семью как союз мужчины и женщины? Потому что это должно понравиться ядерному электорату: мужчинам и женщинам старше 60 лет. Их сначала напугали «родителем 1» и «родителем 2» и прочим гей-террором в Европе. И чтобы снизить эту рукотворную тревожность, необходимы декларации, что у нас такое невозможно. На самом деле легализация однополых браков — не революционная, а консервативная мера. Соперником семьи является не однополая пара (это может быть и традиционная русская однополая семья из мамы и бабушки), а отсутствие семьи. Государство не заинтересовано в блуждающих массах людей, которые ни к чему не привязаны, — это опасно, а человек, у которого ребенок и ипотека, — правильный гражданин. И пол его партнера абсолютно вторичен.
Закон, как постоянно работающий громкоговоритель, транслирует желаемую норму: сообщает, что хорошо, что плохо. А человек по своей природе адаптивен, он подстраивается под стандарты, и так формируется общественное отношение к тому или иному явлению. Но, как показывает пример стран типа Испании, когда какой-нибудь великий старец умирает, а государство перестает говорить гражданам: «Вы такие консервативные, такие религиозные, вы даже не можете себе представить, до какой степени вы гомофобы», когда вся эта болтовня заканчивается, то через считаное число десятилетий легализуются однополые браки, и никто не разбивает себе из-за этого сердце.
Конечно, пропаганда скреп становится менее эффективной по мере того, как телезритель уходит в интернет. Но ядерный электорат еще достаточно многочислен и устойчив. Эти люди сильны тем, что, в отличие от молодежи, они ходят на выборы, а выборы, как известно, выигрывают те, кто в них участвует.
Кстати, о политике и семье. Как это ни неприятно звучит, расхождение в убеждениях, в особенности в базовых идеологических убеждениях, — это одна из тех проблем, которые делают совместную жизнь затруднительной. Как говорят социологи, семью убивают три фактора: расхождение в вопросах бытовой культуры, в отношении к деньгам и идеологическая несовместимость. Это фундаментальные вещи — как минимум имейте это в виду.
Если отношения уже есть и есть разногласия, то может помочь приличное воспитание. Если вы ведете себя уважительно по отношению к другим людям независимо от того, живете вы с ними или просто едете рядом в метро, если вы не имеете привычки, чуть что, разевать рот на ширину плеч и переходить к личным оскорблениям, то жить с вами легче и приятнее. И даже если у вас возникнет оживленная политическая дискуссия, вы не перейдете к той самой драке сковородками, о которой мы уже упоминали как об атрибуте неудавшейся семейной жизни.
Выбор есть всегда
Если ваш семейный спор касается вопроса, ходить ли на выборы, стоит помнить, что чувство беспомощности и уныния не возникает на пустом месте. Признайте обоснованность чувств вашего оппонента: да, выборы не являются ни свободными, ни честными, ни конкурентными, их основной чертой является недопуск кандидатов и партий к участию. Давайте примем эту реальность, всем сразу станет легче. Тем не менее пока в бюллетене имеется больше одной строчки, остается возможность сделать конечный результат более разнородным. Даже если вы не найдете в списках кандидатов, которых вы можете поддержать с чистой совестью, голосуйте за разнообразие. В парламенте 450 мест, и разномастность способствует хотя бы тому, что законы принимаются медленнее, потому что всем этим людям надо между собой договориться.
Разнообразие — ключевое слово. О чем бы мы ни говорили: о формах семейной жизни, рождаемости или о необходимости политической конкуренции, все сводится к тому, что цветущая сложность лучше монополии. Прелесть современности — возможность выбора, поэтому так обидно и неприятно, когда нас лишают этого выбора в каких-то областях. Лишают основного достояния нашего века. Выбор — это тяжесть и ответственность, но выбор — это и освобождение из тупика. У вас не должно быть ощущения, что если какой-то пазл не сложился — с мамой вы не можете договориться или мужа нужного отыскать, — то все, вы лузер. Наша драгоценная современность предоставляет нам довольно много опций: все гораздо разнообразнее, чем может показаться. Пока мы живы, у нас всегда есть варианты.