Из всех культурных инициатив Chanel проект самый камерный, почти интимный — Rendez-vous littéraires rue Cambon. Его инициатором выступила Шарлотта Казираги — с недавних пор официальная посланница Дома, а по сути — его ребенок. Дочь принцессы Монако выросла в библиотеке большого друга семьи Карла Лагерфельда — буквально. Главные романы ее воспитания, от стихов Рильке и Эмили Дикинсон до дневников Вирджинии Вулф, были прочитаны по его рекомендациям. «Карл восхищался сильными женщинами, — вспоминает Шарлотта. — Я чувствовала, что писательницы, чьи книги он так любил, дарил мне и которые мы потом могли часами обсуждать, всегда его вдохновляли. Это во многом и утвердило меня в правильности идеи наших «Литературных встреч». Кроме того, у Казираги уже был подобный опыт философских встреч, которые она проводит в родном княжестве.
Никакой ностальгии по литературным салонам прошлого здесь искать не стоит: это современный, очень камерный формат дружеских бесед о литературе, женщинах и моде. Шарлотта на правах хозяйки выбирает тему встречи. Героиней может стать и писательница прошлого, как, например, Лу-Андреас Саломе или Вирджиния Вулф, и современная, например Лейла Слимани или Джанет Уинтерсон. И приглашает к беседе кого-то из круга друзей Chanel, так называемых муз или посланниц Дома, знаменитых актрис, чьи литературные интересы совпадают с заявленной темой. Зачем этот милый междусобойчик такому гиганту, как Chanel, спросите? Казираги отвечает не задумываясь: «Связь мира моды и литературы неочевидна, она не лежит на поверхности. Мы ведь не можем сказать, что та или иная коллекция иллюстрирует тот или иной роман. Но аллюр, чувственность, воображение — все это дает нам литература. Она обогащает мир дизайнера. И важно, чтобы люди, особенно молодые, которые одержимы модой и люксом, знали, что за Chanel, за людьми, которые делают эти красивые вещи, стоит огромная культура».
.jpg)
Как и Лагерфельд, Виржини Виар — страстный книголюб (это, видно, у арт-директоров Chanel в крови), поэтому сразу поддержала идею Казираги. Но и для нее, как и для абсолютного большинства французов, Анна Ахматова стала открытием. «Толстого, Достоевского знает весь мир, а имя Ахматовой, которая занимает такое же важное место в русской литературе, 99 процентов обычных французов, я не говорю о специалистах и русофилах, даже не слышали, — сожалеет Шарлотта. — Я сама открыла ее для себя всего два года назад, хотя не могу сказать, что мало читаю». По этому поводу есть слова самой Ахматовой, которые, похоже, не теряют актуальности: «В России всегда любили стихи, а французы преимущественно заняты живописью».
Это цитата из книги «Записки об Анне Ахматовой» Лидии Чуковской — не просто уникальных мемуаров, над которыми Чуковская работала долгие годы, но и подробного, документального дневника страшного времени в нашей истории в зеркале судьбы и дружбы двух женщин, объединенных горем: у одной арестован сын, у другой — репрессирован муж. «Записки» перевели на французский всего несколько лет назад, и они попали в руки к Шарлотте. С них для нее началась Ахматова. «Я люблю силу ее слова, за которым чувствуется столько спокойствия, непокоренности, но ничего кричащего. Это тихий бунт», — резюмирует Казираги.
У Марион Котийяр — лица Chanel №5, друга Дома и гостьи шестых Rendez-vous littéraires rue Cambon — своя история. Дверью в мир Ахматовой стал «Реквием». С самой известной поэмой поэтессы она познакомилась совершенно случайно. «Не могу объяснить почему, но мне очень захотелось стихов, именно женской поэзии, — тихо и нежно, в своей исконно французской манере je ne sais quoi, рассказывает актриса. — Я зашла в книжный на парижском бульваре Распай и попросила совета. Первой книгой, которую мне дали, был «Реквием» Ахматовой. Я была потрясена ее даром, ее манерой через слова передавать что-то физическое, ты телом чувствуешь, что она пережила, даже через перевод. И еще я поняла людей, которые берутся за изучение русского языка, я ни слова не знаю по-русски, а так хочется читать ее поэзию в оригинале. Отличная была идея Шарлотты пригласить русскую актрису, чтобы мы могли услышать оригинальный текст».
Для Котийяр книги — убежище и поддержка с детства. Из литературных потрясений она называет индийского поэта и писателя Рабиндраната Тагора, стихи которого, к слову, на русский переводила Ахматова, и «Белую собаку» Ромена Гари. Вспоминаем ее Габриэль из «Иллюзий любви» Николь Гарсии, для которой романы стерли грань между реальностью и фантазией. Спрашиваю, случалось ли с ней такое в жизни? «Когда я была подростком и даже ребенком, мне было сложно принять человеческие отношения в той же школе, поэтому, читая, я уходила от этой реальности, — вспоминает Марион Котийяр. — Но с книгами вот какой парадокс: ты, с одной стороны, бежишь от реальности, но вместе с тем соединяешься с ней, находя в незнакомом тебе человеке — писателе — понимание и объяснение эмоций, которые ты не можешь выразить, особенно в подростковом возрасте. И я вспомнила это чувство, читая Ахматову. Она понимала людей и находила этим чувствам самые точные слова. Это великий дар и красота».
Одно слово по-русски Марион Котийяр все-таки знает, это слово niet. Об этом ахматовском «нет», которое проходит через все ее стихи, много говорила писательница Женевьева Бризак, большая поклонница русской поэтессы. А как niet дается актрисе? «Сегодня я умею его говорить, но так было не всегда, — признается Марион. — Это большая работа, большая часть пути к себе, который никогда не кончается. Я научилась говорить «нет», когда научилась уважать себя».
Фото: пресс-служба Chanel