Яна Рудковская впервые о суррогатном материнстве, а также воспитании приемного сына и современных семейных ценностях

«Мы называем его «директор», — говорит Яна Рудковская в то время, как девятимесячный Арсений Плющенко, с чемпионским аппетитом по­едающий кашу, чуть ли не вываливается из стула, пытаясь рассмотреть, что за тетя пришла брать у его мамы интервью. «Ему все интересно, он хочет быть в курсе всего», — умиляется Яна. В десять утра на ней леопардовая пижама Dior, еще более леопардовые лоферы и полный «мейк-волосы». Вечером юбилей Кристины Орбакайте, шутка ли.

У «директора», впрочем, и без меня хватает кого поразглядывать. Няни, помощницы по хозяйству, охранники, шоферы, топ-стилисты ­пионов — у Рудковской с Плющенко по хозяйству хлопочут двадцать четыре человека. Всех Яна успевает спродюсировать лично, без помощи мажордома или даже мало-мальского батлера. Их поместье площадью пять с половиной гектаров на 1-м Успенском шоссе за время карантина приросло шестнадцатью соседними участками. Яна с Женей расселили жильцов («мы заплатили им столько, что, поверь, они очень рады»), построили грандиозный каток «в стиле шале», разбили парк с прудом в белых лилиях, подняв берег местной речушки на ­полтора метра. В общем, достойно самоизо­лировались.

Помимо этого своего не так чтобы микрокосма Арсений Евгеньевич постоянно соприкасается с миром внешним. Ежедневно к папе приезжают ученики и просто талантливые дети, которых Федерация фигурного катания посылает в академию двукратного олимпийского чемпиона подтянуть четверной тулуп. Пос­ле тренировки все тут же, по-семейному играют в футбол и жарят мясо на барбекю. Арсению в его стульчике живется не скучно.

Впервые о том, что она раздумывает о суррогатном материнстве, Яна рассказала мне в интервью для «Татлера» чуть меньше двух лет назад. Отметила, правда, что муж сомневается. Однако каждый, чья коса хоть раз находила на Янин выдающийся дар убеждения, понимал, что Евгений согласится, это вопрос времени. И вот 1 октября 2020 года в инстаграме Рудковской появился пост: «Теперь у меня четыре сына, и я самая счастливая мама».

В комментариях к счастливой маме, катившей на фото коляску Dior (разумеется, «первую в России»), тут же пришли добрые люди с поздравлениями: «Вы купили игрушку», «Завела себе рабыню, которая вынашивает».

Яна стойко отмалчивалась. Историю рождения Арсения она впервые рассказывает на страницах Vogue: у нас семейный номер, а в XXI веке дети появляются не только потому, что их приносит аист. У Рудковской в этом смысле как раз полное diversity. Девятнадцатилетнего Андрея она усыновила в браке с Виктором Батуриным, восемнадцатилетний Коля — ее родной сын от Батурина, восьмилетний ­Саша — плод любви к Евгению Плющенко.

И вот теперь Арсений, рожденный «симпатичной доброй женщиной». Нет, «не из Украи­ны, а из российского региона. Какого — сказать не могу». «Ты знаешь, мне дали его в руки, и я испытала то, что, должно быть, испытывают мужчины на родах, — рассказывает Яна. — Вроде бы вот же он, твой ребенок. Он на тебя похож. Глаза голубые. Но только спустя две недели ты начинаешь в полной мере осознавать, что он — действительно твой и что это навсегда. Я говорю это честно, не скрывая, мне кажется, в этом важно признаться. Когда рожаешь сама, когда тебе кладут ребенка на грудь, когда его прижимаешь — это совершенно другие ­ощущения. Мне дважды выпало счастье их испытать. Но кому-то это не дано судьбой, и тогда суррогатное материнство — это шанс».

Она два года боролась за возможность родить самой, с помощью ЭКО. Колола лошадиные дозы гормонов, чтобы получить яйцеклетки. Восемь стимуляций, а каждое такое вмешательство — огромный стресс для организма. В какой-то момент доктор сказал: «Яна, ты себя загоняешь». «Я надувалась, как шарик, — будто каждый день выпивала литр алкоголя. Тренер по фитнесу недоумевала: как же так, если мы столько занимаемся? Я сильно поправилась, притом что последние семь лет стабильно весила сорок девять — пятьдесят».

Яна говорит, что если бы шансы родить самой были высокими, она прошла бы весь этот путь. Тяжелейший, но свой. Характера хватило бы, а вот времени могло бы не хватить.

Но тут, во время съемок своего реалити-шоу «Яна Супер», Рудковская с Плющенко заехали в Петербург. А там живет и работает Владислав Корсак — светило репродуктологии. Он бережно выслушал вздохи по поводу суррогатного материнства и сказал: «Чего вы боитесь? Через семь лет детей будет вынашивать искусственная матка». И заслуженный мастер спорта дрогнул.

Суррогатное материнство — тоже не счастливый лотерейный билет. Процесс снова растянулся на два года. Две первые попытки провалились — эмбрион не прижился. С Корсаком договорились: если не получится в третий раз, больше пробовать не будут. Получилось.

Доктора предложили три сценария. Познакомиться с мамой. Не знакомиться с мамой. Познакомиться и поселить маму у себя. Яна выбрала второй вариант. Она испугалась, что в последний момент женщина решит оставить ребенка себе, чтобы шантажировать рублево-успенских родителей. В деревнях Барвиха и Жуковка до сих пор пугают будущих родителей легендой о том, как одна пара полгода не могла забрать своего малыша у суррогатной матери. Потратила полмиллиона долларов — суррогатную маму представлял адвокат-бог, уровня Эльмана Пашаева, не меньше. Так что дальновидная Яна сразу попросила докторов: надо подобрать женщину, у которой уже был подобный опыт. «До Арсения наша мама выносила двоих суррогатных детей, — рассказывает Рудковская. — Она мечтала купить дом. Муж ее в этом стремлении поддерживал. Доктор Корсак мне объяснял: «Мамы — они, конечно, счастливы, что получают деньги. Но для них это и помощь людям. Они считают, что это их миссия — помочь».

За выполненную миссию женщине назначи­ли гонорар — два миллиона рублей. Сняли ей квартиру в Петербурге, недалеко от клиники, оплачивали все, от анализов до девятипроцентного творога. Через три дня после родов Яна, Женя и Сашенька поехали забирать голубой конверт. Саша, конечно, был удивлен и по пути все время спрашивал, почему у мамы во время беременности не было видно животика. «Ну просто мама очень много занималась спортом», — ответили ему. «Мы не хотели, чтобы в тот момент у Саши было ощущение, что Сеня — не наш ребенок, что он подброшенный. Но когда придет время, мы, конечно, расскажем правду».

С суррогатной мамой они так и не встретились. Спрашиваю, поняла ли она в итоге, для ­кого старалась. «Нет, — отвечает Яна. — В этот день в отделении появилось на свет двенадцать детей, из них восемь — мальчики». Удивительно, как в прессу не просочилось ни одной фотографии из роддома, ни один «собеседник из ближнего круга Рудковской» ничего не рассказал. «Безопасность и конфиденциальность — первое и важнейшее, что подобные клиники обеспечивают», — объясняет Рудковская. Но перед хейтерами бессилен даже профессор Корсак. Интересуюсь у Яны, что она ­думает о вселенской любви к ней в соцсетях. «Я это все не читаю, честно. Но мне, конечно, докладывают мама, няня, подружки. Если бы я кого-то слушала, я бы не стала тем, кем стала. Вот никогда бы. У меня вся жизнь — вопреки. Я всегда иду против правил. Мне все равно, что про меня говорят: «в кульке — не в кульке», «купила — не купила». Я знаю, что этот ребенок, если он, дай бог, будет здоровым, будет классным парнем. Спортсменом ли, продолжит ли династию или найдет другое предназначение, неважно».

Яна убеждена: публичные люди обязаны рассказывать о том, что их дети, внезапно появляющиеся на пятом, шестом, седьмом десятке, — суррогатные. Потому что, если уж короли эстрады и королевы инстаграма стесняются, будут стесняться и остальные. Времена для популяризаторства, однако, не лучшие. Тучи над суррогатным материнством стали сгущаться в 2017-м, когда ум, честь и совесть Совета Федерации Елена Мизулина выступила за то, чтобы приравнять коммерческие суррогатные программы к торговле людьми. В 2019-м еще один моральный камертон нашего времени Виталий Милонов предложил отменить вознаграждение суррогатным матерям — биологические родители должны компенсировать только расходы на беременность. Позиция РПЦ, само собой, очень категорична: суррогатное материнство «разрушает близость между матерью и младенцем», «превращает женщину в инкубатор», а потому должно быть запрещено.

Ну а 14 июля 2020 года грянуло очередное дело врачей. Басманный суд арестовал восемь человек, включая докторов с мировым именем, по обвинению в торговле людьми и причинении смерти по неосторожности. В конце сентября адвокат Игорь Трунов сообщил, что Следственный комитет планирует арестовывать ­отцов нетрадиционной сексуальной ориентации, прибегнувших к помощи суррогатных матерей. Детей, пояснил Трунов, хотят признавать потерпевшими и передавать в приюты.

«Для меня возможный запрет — это страшная история, — комментирует Яна. — ­Во-первых, мы сами хотим еще одного ребенка, и мне будет очень обидно, если он родится в Америке или где-то еще. Мы россияне, мой муж всю жизнь выступал за Россию. Но главное — мы лишаем людей надежды. Вот родился Арсюша. Он ничем не отличается от Саши, абсолютно. Такой же милый, веселый, смышленый человечек. Да мы жизни не представляем без него! Женя, поверьте, даже не вспоминает, как Арсений появился».

Россия, рассказывает Рудковская, сегодня на втором месте после Соединенных Штатов по количеству суррогатных родов. Но там цены стартуют от ста тысяч долларов, а у нас, если говорить на языке жителей Рублево-­Успенского шоссе, оптимальное соотношение цены и качества. В регионах с суррогатной мамой можно договориться за восемьсот тысяч рублей. «В прошлом году я сидела в жюри программы «Миллион на мечту». К нам приходили несколько женщин, рассказывали, что не могут иметь детей. Плакали. Одна заболела на производстве, у нее поражены органы. «Мы пришли за миллионом, чтобы иметь ребенка». Как можно украсть право на мечту?»

Сама Рудковская знает примеры семей, которые распались из-за отсутствия детей. А как быть, если, например, женщина повторно вышла замуж, у нее есть старшие дети, а у нового мужа наследников нет? «Я считаю, дети — залог успешного брака, — говорит Яна. — Ну сколько можно наслаждаться друг другом, путешествиями, работой? Год, пять лет, десять. Все равно у отношений должен быть какой-то смысл».

За эту оценку смысла жизни и брака Яне ­впору давать кресло в Совете Федерации. Но вот, скажем, позиция патриарха Кирилла у Яны, человека верующего, венчавшегося, вызывает вопросы. «Церковь ведь всегда должна помогать людям в вере, — говорит она. — А получается, она забирает у семей веру и надежду. Семья не может продолжить род. Не все священники, кстати, думают как церковное руководство. Один мой знакомый батюшка сказал, что дол­жна быть жизнь. И новая жизнь — это всегда счастье. А другой сказал: раз уже есть дети, которых я родила сама, плюс усыновленный ре­бенок, я молодец — зачем мне еще? «Тех, что есть, воспитай и подними», — сказал».

Она искренне волнуется за судьбу друзей, среди которых есть мужчины нетрадиционной ориентации. «Я вижу, какими счастливыми они делают детей. Часто относятся к своим детям лучше матери, дают им столько, сколько многие не могут дать. И дети какие у них хорошие! Я вижу столько любви, что это снимает все вопросы».

Тут мы медленно, но верно подходим к теме современной семьи. Что это вообще такое, с точки зрения Яны? «Это полное взаимодействие. Это мужчина и женщина, их родители, бабушки и дедушки. Бабушка с дедушкой играют в воспитании ребенка огромную роль. Мне нравилось то, каким было воспитание в советское время. Все было понятно: родители воспитывают, бабушка и дедушка контролируют. Закладывается семейная база. Ты должен окончить школу, поступить в институт, найти классную работу, создать семью, родить детей, посадить дерево, построить дом. А сегодня семейные ценности разрушаются. Уже не обязательно и в школу ходить, и в институт поступать, можно просто быть блогером. О семейных ценностях вспоминают только тогда, когда нужны деньги».

Яна рассказывает, что ее старшие дети — другие. Обожают бабушек и дедушек. Коля с Андреем учатся в МГИМО, живут в Москве, но постоянно спрашивают: «А когда к нам приедет ­Света? (мама Яны Светлана Николаевна. — Прим. Vogue) Хотим ее пирожков». «Без семьи у человека нет цели, — убеждена Рудковская. — Почему люди начинают уходить в себя, закрываются, подсаживаются на алкоголь и наркотики? Потому что они глубоко одинокие люди. Какая бы ни была прекрасная работа и тусовки, в конечном итоге ты все равно остаешься один. Так что если семья рушится, нужно сделать все, чтобы ее сохранить».

Когда в двадцать шесть лет Яна усыновила Андрея, Светлана Николаевна была в шоке, но дочь не могла поступить иначе. «С месячного возраста я относилась к Андрею как к своему. Я вообще не разделяла детей. Они, будучи погодками, росли вместе, как близнецы. Вот и сейчас, к примеру, первую машину я купила старшему, Андрею. А Коле пока нет. Он сдал на права и ездит на машине брата. Когда Виктор Батурин первый раз стал сильно меня прессовать, когда в шесть лет рассказал Андрею, что он не родной мой сын, Андрюша перестал называть меня мамой. Мне было дико больно. И спустя семь лет, когда мы забрали его к себе и он снова назвал меня не Яной, а мамой, это был момент невероятного счастья. У нас с Виктором до сих пор непростые отношения. Но я думаю, он понимает: несмотря ни на что, я и моя семья — большая опора для Андрея. Сейчас у Жени тренируются два мальчика. Их усыновила замечательная женщина, у которой, кстати, есть свои дети. Один приемный мальчик особенный, у него не хватает пальчиков на обеих руках. Я разговаривала с этой женщиной. Она ­объясняет, что ответственность перед приемными детьми больше, чем перед своими. И мама моя, кстати, Андрея очень быстро полюбила. Ни она, ни мой папа ребят не разделяют. Мальчики любят вспоминать детство, как подолгу гостили у моих родителей в Сочи и как дедушку, который любил почитать, лежа на диване, прозвали «диваныч».

Мимо нас по идеально прочерченным дорожкам поместья, утопающим в сирени (сирень у Рудковской, само собой, какого-то редчайшего сорта), няня везет «директора» в коляске. «У ­меня остались еще две замороженные яйцеклетки, — говорит Яна тихо. — Как раз на одну попытку. Мечтаем о девочке. Но это если Бог даст».

Стиль: Ольга Гвоздева. Прическа: Яна Овакимян. Макияж: Ирина Митрошкина. Ассистенты фотографа: Павел Панкратов, Павел Радченко/Bold. Ассистент стилиста: Ксения Ефремова. Ассистент визажиста: Розитта Умова. Продюсеры: Алина Куманцова, Данил Белобрага. Ассистенты продюсеров: Анна Хлоева, Анастасия Певунова.