Нашествие Барбры

Ни одна другая дива так не напоминает рождественскую елку, как Стрейзанд. Впервые это увидели читатели районной газеты не самого благополучного нью-йоркского квартала Флэтбуш-Лайф. С фотографии смотрела, опершись подбородком о ладонь, хитроватая особа с жидкой челкой, набекрень пришпиленной кичкой в форме головки сыра, серьгами до плеч и в кимоно. С раскосыми глазами, подчеркнутыми черными стрелками, она больше походила на японку, чем на еврейку, и тянула скорее лет на сорок, нежели на восемнадцать. На самом деле ей было семнадцать.

Знаменитый шиньон Стрейзанд. C продюсером Джоном Питерсом на лондонской премьере «Смешной девчонки», 1975.

Первые четыре года после окончания школы и ухода из дома будущая обладательница двух «Оскаров», даже выступая в клубах и получив роль в мюзикле, была бедна и ночевала по знакомым, таская за собой спальный мешок. Проблема сценических костюмов решалась при помощи комиссионок, где за доллар можно было купить отпадную сумочку 1920-х, а, метнувшись на другой конец города, подобрать обувь под стать — за два. Облезлые лисьи хвосты, пришитые собственноручно к воротникам и подолам бесформенных нарядов эпохи фокстрота, — обычный стиль Стрейзанд-тинейджера. Когда ее первый визажист Боб Шуленберг столкнулся с ней на вечерней улице, он принял ее за «жертву моды с обложки первоапрельского Vogue 1924 года». Но то — на улице. На сцене стиль входил в унисон с репертуаром: она перепевала довоенные песенки, то потешаясь над их наивностью, то оплакивая утраченную невинность.

В фильме «Сова и кошечка», 1970. На вручении премии «Артист года», 1970.

У Стрейзанд не было высшего образования, она любит говорить, что свой диплом получила в секонд-хендах. Общаясь с продавцами, она узнавала историю костюма, получала сведения о кутюрье прошлых лет. Когда в середине 1960-х ей уже с лихвой хватало на новенькие тюлевые мини-сарафаны Dior, она все равно придерживалась одеяний, в которых самые изысканные и несправедливо забытые страницы истории моды набегали бы воспоминанием столь же неотвратимым и сокрушительным, как история эстрады и мюзик-холла — в ее песенном репертуаре. Так, для своего концерта под открытым небом в Центральном парке, обернувшегося 17 июня 1967 года в рекордное по посещаемости сольное выступление — собралось сто пятьдесят тысяч человек, — она попросила пятикратную обладательницу «Оскара» голливудскую модистку Айрин Шарафф воссоздать для нее так называемое дельфское платье от Мариано Фортуни.

Кадр из фильма «Все ради Пита», 1974. C продюсером Джоном Питерсом на лондонской премьере «Смешной девчонки», 1975.

Любимый модельер Айседоры Дункан, обшивавший в начале прошлого столетия весь высший свет Парижа, Фортуни вдохновлялся старинной живописью и скульптурой и в «дельфской коллекции» со­здал из плиссированного шелка струящиеся платья, закрывающие каблуки и возвращающие силуэтам современниц античную грацию. По словам Марселя Пруста, они напоминали декорации Серта, Бакста и Бенуа, оставляя место для воображения. Благодаря им вы живее, чем, глядя на святыню в раке Святого Марка, представляли себе солнце Востока и накрученные тюрбаны, у вас рождались таинственные, дробящиеся цветовые ощущения.

Теперь, когда у Стрейзанд есть совсем другие возможности, она играет с историей моды с еще большим энтузиазмом. Раз за разом на ней появляются платья из трехслойных тканей, где поверх плотной атласной основы и прозрачного шифона возникали во весь рост певицы шитые из кружев средневековые узоры с мотивами вроде колосьев пшеницы, или кружевные фартуки, повязанные поверх стихаря. А чего стоит трехступенчатая пелерина лондонских кебменов эпохи Шерлока Холмса поверх бутылочного цвета платья-колокольчика на бретельках (церемония «Оскар 76», где Стрейзанд наградили как автора музыки лучшей кинопесни)!

Пробовать себя в образах кокеток всех эпох — порой скатываясь до откровенной пародии — любимая забава Стрейзанд. «Роскошь — ничто: важно, через что вещь прошла», — провозглашала певица в ­телешоу «Меня зовут Барбра» (1965) и безжалостно топтала в рит­мах фламенко соболью шубу посреди роскоши магазина «Бергдорф Гудман». Но не раньше, чем предварительно покривлялась во всем, что там нашла на прилавках и вешалках, от эксцентричных шляпок Хальстона до норковых панталон — и всякий раз получалась новая поза и новая роль. Ну а как же: ведь это она в одном из фильмов уговаривала цветы побыстрее расти и распускать бутоны словами песни Life here is rosy if you’re a posy (сравните со Strike a pose из Vogue Мадонны).

Если про горбатый драконий клюв, косые глаза и кривоватые зубы новой звезды счел нужным информировать к отечественной премьере «Смешной девчонки» даже сдержанный в отношении внешности артисток «Советский экран» образца 1972 года, что уж говорить о шутках в американской прессе. Стрейзанд прекрасно знала, что нос нужно уравновешивать. Отсюда — обмотанный волосами трехкилограммовый «круг сыра» на макушке, в котором она щеголяла на своем первом газетном фото. Чтобы в профиль сделать силуэт более симметричным, макушку надо было поднимать. Черты ее лица были настолько цветистыми, что эффект некой камейной живописной красоты чаще достигался за счет отвлекающего маневра — сооружения чего-то не менее цветистого на голове. Одним из самых классических образцов является толстая коса, вплетенная спереди в высокую кичку и прикрепленная к ней брошами с гигантскими камнями («Смешная девчонка», 1968). По счастью, ей довольно рано подвернулся превосходный парикмахер Фредерик Глейзер, который для начала объяснил, что шиньон не обязательно выставлять наружу: можно замаскировать под собственные волосы.

На балу Национальной женской организации в свою честь, 1984. На открытии Театра американского балета, 1984.

Интересно, что особенно продолжительный и бурный роман Стрейзанд пережила с прославленным голливудским парикмахером Джоном Питерсом, который в пору их первого знакомства в 1973 году, будучи двадцати восьми лет от роду, уже заработал миллионы на своих салонах в Беверли-Хиллз. Прожив со Стрейзанд почти десять лет, он выбился в число ведущих кинопродюсеров. Ради нее он выполнил и первый в своей жизни парик. Судя по всему, к моменту их первой встречи Стрейзанд уже успела увидеть Анни Жирардо и для своего нового фильма «Все ради Пита» (1974) захотела такую же стрижку, какую придумал французской актрисе легендарный парижский куафер Александр: короткую, с высоким лбом и удлиненной линией волос сзади. Но резать отросшие тогда по пояс, по моде хиппи, собственные волосы Стрейзанд не хотела — она носила их с ковбойской шляпой и приталенным брючным костюмом, как будет четверть века спустя Мадонна в клипе Music, — и уломала Питерса на парик.

Еще когда Айрин Шарафф впервые работала со Стрейзанд, сочиняя в 1964 году гардероб для ее бродвейского мюзикла «Смешная девчонка», она пришла к выводу, что артистке, которая любит стоять на сцене, прогнув спину и выпятив живот, подойдут платья в стиле ампир, когда ткань собирается под грудью и оттуда свободно спадает. Позднее Стрейзанд соединит эту завышенную линию талии и свою любовь к детству, прикрепив к подолу платья верх от матроски в качестве лифа. Платье двуслойное — верхним шифоновым слоем Стрейзанд свободно манипулирует, когда не знает, куда девать руки. Так мальчишеские мотивы и удлиненный летящий силуэт — одни из основных тенденций моды семидесятых — были соединены артисткой в образ, неповторимый и сросшийся с нею.

На премьере фильма «Йентл», 1984. На церемонии «Оскар», 1992.

Когда накануне нового, 1993 года Стрейзанд, оказавшись на грани разорения, будет вынуждена вернуться на сцену в формате полнометражных концертов в двух актах, она попросит Донну Каран взять тот свой первый классический силуэт и адаптировать его к образу пятидесятилетней женщины конца ХХ века. К атласному свободного кроя белому платью Каран пришьет черную лженакидку, закрепленную на груди (а-ля ампир) гигантской брошью и под грудью расходящуюся спереди надвое, с пришитыми по линии разреза бусинами, чтобы они своей тяжестью мешали накидке полностью распахнуться (прием, позаимствованный у Фортуни), когда артистке неохота теребить подол или махать им. А возвращение с репертуаром, на треть состоящим из старых забытых песен самой Стрейзанд, задало еще одну моду — на всевозможные старые песни о главном и дискотеки лохматых годов, которые вот уже пятнадцать лет определяют музыкальную политику всех ведущих телеканалов мира.

На показах весна–лето 2011, когда дизайнеры один за другим выпускали на подиум моделей в двуслойных летящих платьях макси, брючных костюмах с двубортными жакетами и широкополых шляпах в стиле семидесятых, на ум приходила шальная мысль про сундук бабушки Стрейзанд. Которая возвращается на Рождество, под записанную ей пластинку рождественских песен — самую продаваемую в мире.

На «Оскаре», 1992. В Лос-Анджелесе на премьере «Повелителя приливов», 1992.

Corbis/foto s.a.; Everett collection/rpg; Wireimage/photas ; Getty images/fotobank.com; Rex Features/fotobank.com

Подпишитесь и станьте на шаг ближе к профессионалам мира моды.