Хлопковый жакет, шелковый топ, шерстяная юбка, металлическая подвеска, все Irfé; серьги из белого золота с эмалью, Shaun Leane; серебряное кольцо Naga Dragon, John Hardy; кольцо Rapture из серебра и розового золота с гранатом, Stephen Webster.
Я специально сшила себе белый шелковый костюм немного в стиле 20-х годов, и кто-то даже сказал: «Ой, вы так похожи на принца». Ну, в смысле на князя Юсупова.
Я, конечно, знаю, что князь Феликс Юсупов был красив нежной девичьей красотой и любил наряжаться в женское платье. Но девушка, которая сидит передо мной в кафе ЦУМа, все-таки мало напоминает русского аристократа, владельца несметного состояния и убийцу Распутина. На ней черные гаремные штаны, серебряная кожаная куртка и брутальные ботинки на каблуках. Две сумки — большая и маленькая («В большой ничего не найти, а в маленькую ничего не влезает».). Красивая, очень стройная и очень современная девушка — не удивительно, бывшая модель. В лице — чуть заметная асимметрия, которая делает его нестандартным. В речи — чуть заметный говор, который выдает витебское происхождение. В больших светлых глазах — чуть заметная тревога, которая всему облику придает грустную нервность. Под моим завистливым взглядом она почти машинально приканчивает огромный мильфей и на мой немой вопрос отвечает:
— Я вес не набираю, а только худею. Так нервничаю постоянно, что все сгорает моментально. Понимаю, какая ответственность на мне лежит. У меня 85 магазинов по всему миру. Мы на сорока фабриках шьем. Вдруг я заболею или что-то со мной случится? Что тогда будет?
Ольга Сорокина, а именно так зовут грустную девушку 26-ти лет, возглавляет легендарный Дом Irfé, созданный Феликсом и Ириной Юсуповыми в 1924 году в Париже. Дом, где манекенщицами были сплошь русские княгини и графини, имел шумный успех, отличался изяществом кроя и изысканностью ручной работы, но разорился всего через 5 лет — у князя не было, как он сам признавался, «коммерческой жилки». Восемьдесят лет спустя энергичная модель из Белоруссии, у которой «коммерческая жилка» переплелась со вполне юсуповской безалаберной дерзостью, написала внучке и наследнице князя Ксении Шереметевой-Сфири и неожиданно для самой себя получила благословение на возрождение Дома.
— Я про Irfé прочитала в книге Александра Васильева «Красота в изгнании», и все это у меня в голове вертелось, вертелось. У меня был знакомый французский аристократ, и мы с ним написали Ксении письмо — от руки, чернилами, на особенной бумаге. Купили букет цветов, пришли к ней в гости. И мы с ней как-то не официально, а по-человечески сошлись. А Васильев, кстати, сначала сказал, что у нас ничего не получится, что мы никому не нужны. А теперь иногда заходит в наш парижский шоу-рум, говорит: вот, молодцы...
Разумеется, одного письма на мелованной бумаге и человеческой симпатии в такой истории было бы недостаточно. Недостаточно было бы и вечной русской веры в авось. Бизнес есть бизнес, и возрождение старинного модного Дома — работа, которая требует огромных инвестиций — как эмоциональных, так и материальных. За материальные отвечал муж Ольги — бизнесмен Андрей Струков, глава Русского строительного банка. Но вот все остальное пришлось рвать по кускам от семьи, от трехлетнего сына, рожденного одновременно с обновленным Irfé, и вообще от нормальной женской жизни. Ольга мечется между Москвой, куда перевезла из Витебска всю свою семью, и Парижем, где в разных концах Фобур-Сент-Оноре у нее квартира и офис. Работает с девяти утра до глубокой ночи, управляет командой в 70 человек, нанимает и увольняет людей, ездит по французским и итальянским фабрикам. Мыкается с нянями, как любая мать. В день нашей с ней встречи московская няня угодила в больницу с больным животом («Оказывается, с мобильного нельзя скорую вызвать. Себе-то я скорую ни разу в жизни не вызывала».). Летает в Москву два раза в неделю.
Хлопковый жакет, шелковые топ и босоножки, кожаные брюки, все Irfé; серьги из белого золота с черными бриллиантами и лунным камнем, Grimoldi; кольцо Prima из белого золота с белыми и черными бриллиантами, Prima Exclusive; кольцо Cerise с ониксом и бриллиантами, David Yurman; кольцо Tête de Mort из белого золота с бриллиантами, Dior Joaillerie.
— Я если утром встаю в Москве и начинаю одеваться, мой сын просыпается и спрашивает: «Мама, ты куда? В Париж?» Муж в Москве живет и работает, приходит домой совсем поздно, мы его почти не видим. В этом году мы даже отдыхать съездить не смогли, времени не было.
— Зачем вы ввязались в такой сложный бизнес?
— Я же не знала, что он такой сложный. Может, если бы мне рассказали, как все будет, я бы еще подумала.
Когда 8 лет назад Ольга приехала с единственной сумкой из Витебска в Москву, она тоже не слишком задумывалась о том, что будет дальше. Знала, что хочет стать успешной моделью, хотя для начала модельной карьеры возраст был больше, чем надо (18), а рост — меньше (174). Но раньше не разрешали родители, а для роста всегда можно было встать на каблуки.
— Я, помню, вышла на Белорусском вокзале, пошла на своих огромных каблуках по Тверской и была так счастлива, что сутки ходила по улицам, все ноги стерла. Я сейчас вспоминаю это чувство и думаю: «И чего я была так счастлива?» Но до сих пор, когда выхожу из какого‑нибудь помещения, воздух в лицо — и снова переживаю те ощущения. В Москве я познакомилась со своим мужем. Любимым. Я в принципе не собиралась семью заводить. Я ему даже телефон не оставила, но он меня все равно нашел. Я была настроена на карьеру, уехала в Нью-Йорк и сразу попала в шоу с Наоми Кэмпбелл и с дочкой Мика Джаггера. Я тогда не знала никаких дизайнеров, не знала даже, чье это шоу. Завертелась безумная жизнь, которая мне очень нравилась, меня мотало между личной жизнью и карьерой, и все-таки семья перевесила, я вернулась в Москву. Но баланса все равно не нашла. Так получается в моей жизни, что все время надо куда-то ехать, бежать. Если я на работе, то мучаюсь тем, что семью бросила. А с семьей мучаюсь, что я тут зря дома просиживаю.
Жилет из кожи питона, купальник из эластана, кожаная юбка, браслет из кожи питона и металла, все Irfé; серьги Curb Chain из золота и серебра, David Yurman; браслет Superstud из черненого золота, Stephen Webster.
— Муж вам с бизнесом помогает?
— Помогает, когда время у него есть. В основном в рутинных вопросах, я ведь человек творческий.
При этом в рутинных вопросах Ольга и сама разбирается неплохо: привычно рассуждает про обороты, инвестиции и доходы, уверенно жонглируя цифрами. В Доме Irfé она хозяйка, главный дизайнер и ведущая модель. В одном лице. И это, пожалуй, единственное, что роднит ее с Ириной Юсуповой — основательницей Дома, породистой красавицей и племянницей Николая Второго. Хотя сама Ольга Сорокина уверяет, что с Юсуповыми ее сближает не только готовность везде и всюду демонстрировать собственные модели, но и русская бесшабашность.
— Меня вся эта история сильно зацепила. Ирина, будучи такого благородного происхождения, работала моделью — а в те времена это было зазорным делом. Про Юсуповых думают, что это что-то такое историческое, скучное. Распутина убил, богатый был, такой-сякой. А на самом деле Юсуповы были очень веселые. Вы почитайте его мемуары. У нас ведь тоже не было ни какого-то особенного бизнес-плана, ни коммерческого директора, ни команды. Самую первую коллекцию мы просто сшили по старым эскизам Irfé и устроили презентацию в Пале де Токио. Чтобы было ощущение, что Дом возродился. Все журналисты пришли, и первая, кто про нас написала, была Сьюзи Менкес. Ну и все завертелось.
Новые русские деньги вдохнули новую русскую энергию в старое русское имя. Первое шоу новообразованного Дома, может, и было более или менее точным воспроизведением юсуповских эскизов — не удивительно, что одновременно демонстрировались костюмы из собрания Александра Васильева. Но первая же коммерческая коллекция показала, что юсуповское наследие Сорокину интересует относительно. К ДНК бренда отсылает только модернизированная геральдика, которую используют на фурнитуре и в качестве принтов. («У нас и орлы есть, и короны, и люстры — без символики ведь и Дома нету».) В остальном одежда Irfé — острая, очень современная, брутальная, слегка андрогинная. Никакого намека на стиль ретро, никаких летящих шифонов и ручной вышивки. А родовая юсуповская геральдика вполне органично вписалась в панк-рок и хиппи-шик.
— Мы хотели создать впечатление, что Дом не прекращал свою деятельность все эти 80 лет и вот пришел к тому, что мы сейчас носим... Те, кто были на самой первой нашей презентации, пришли на вторую, уже коммерческую, и были приятно удивлены: «Ой, а мы думали, что сейчас нам покажут гобеленовые платья». Все-таки глобально мода уходит в андрогинность. И у меня стиль такой — я платьев не ношу.
Презентация весенне-летней коллекции Irfé на парижской Неделе моды.
— А как же ручная работа, вышивка, кружева, пряный Восток? Все то, что ассоциируется с «красотой в изгнании»?
— Восстановить это можно, но зачем? Я не понимаю, как можно вдохновляться, например, какой-нибудь Марлен Дитрих. Если мы будем повторять что-то старинное, мы упустим то, что сейчас происходит.
— И где же ваши источники вдохновения, вы ведь говорите, что даже на модные показы не ходите?
— У меня на это времени нет, но сейчас начну ходить. Если бы я все время в Москве жила, то, наверное, не могла бы тренды уловить. А в Париже и в Лондоне это прямо как-то в воздухе летает. Надо в этом жить и это чувствовать. Что вот сейчас мы не будем больше носить платформу, а будем носить лодочки. Или фуксию. И еще я все журналы покупаю, закладываю, вырываю странички — не знаю, зачем я это делаю, но это мне помогает чувствовать, что приходит и что уходит. Мне все интересно — и что Zara делает, и что Givenchy. Мне, например, очень русский Tatler нравится, потому что у нас всегда считалось, что светская жизнь — это или что-то пошлое, или что-то нездешнее — а у нас-то всегда муж алкоголик. А в Tatler ни пошлости нет, ни приземленности. Только мне не нравится, когда они высмеивают «бедную богатую девочку». На самом деле так много богатых людей, которые несчастны и у которых столько проблем, что их ни за какие деньги не решишь. Вот посмотрите на меня. Я вроде обеспеченный человек, но ничего со своими проблемами поделать не могу...
Главные проблемы Ольги хорошо знакомы всем трудоголикам, всем работающим мамам и всем перфекционистам. Во-первых, в сутках всего 24 часа. Во-вторых, чувство вины за заброшенную семью не отпускает ни на минуту. И в-третьих, если хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам. Сорокина уже забыла, когда последний раз по-настоящему отдыхала или, например, ходила в спа. В кино выбирается только на ночные сеансы и только на развлекательные фильмы.
— Я без кино жить не могу, но русские фильмы не смотрю — русского юмора я не понимаю. Мне, как человеку занятому, интересно легкое кино, чтобы вышел — и забыл.
Не курит, не пьет.
— Если я буду пить, у меня мозг взорвется в самолете.
Готовить не умеет совсем, в парижской квартире и кухни толком нет.
— Иногда кашу пытаюсь сварить утром, и она у меня все время сгорает. Ну нет у меня такой женской черты.
В Париже часто завтракает в «Бристоле», а обедает в Costes. В Москве ходит в свой с мужем ресторан на Таганке — Casa del Vino.
— Это винный ресторан, муж с друзьями как сядут, как начнут вино нюхать — это с такого виноградника, а это с такого... Я еще не доросла до этого.
Муж старше Ольги на 17 лет, она уверяет, что разницы не чувствует.
— Но это скорее исключение. Если взять среднестатистического мужчину его возраста, то я не советовала бы. Мой бизнес, кстати, на него хорошо влияет. В моде стал разбираться, вот галстуки перестал носить. Сейчас пытаюсь костюм с него снять — пока не получается. Мне в этом смысле легко — раньше у меня дома были два ГУМа и два ЦУМа, а теперь ношу только Irfé.
Кожаный жакет, шелковый топ, кожаные брюки, все Irfé; золотые серьги с черными и коричневыми бриллиантами, Deborah Pagani; серебряная подвеска Jewels Verne с сургалитом, Stephen Webster; золотое кольцо Paloma’s Zellige с ониксом, Tiffany & Co.
Планы у Ольги грандиозные — продолжать экспансию Irfé по всему миру, начать устраивать, наконец, шоу в Париже.
— Мы не можем позволить себе сейчас брать столько денег из оборота, муж говорит: «Сначала деньги, потом танцы».
Мечтает возродить когда-то знаменитые духи Irfé, которые вплоть до 60-х годов делались для блондинок, для брюнеток, для шатенок и даже для седых. Ольга разыскала формулу, но запах ей не понравился.
— Такие сладкие, пряные, Юсупов же очень Восток любил. Если делать, надо все менять. Я почему-то представляю, как я еду на завод, и там тазы с лепестками стоят.
Думает о ювелирной линии по мотивам легендарных украшений семьи Юсупова. На мой вопрос про Фаберже задумывается:
— Это, кажется, что-то очень русское... Мне из ювелирки мало что нравится. Меня познакомили с самым знаменитым ювелиром, он меня спросил: вы хотите высшую гамму, среднюю или бижутерию? Ну я, как всегда: конечно, высшую. Потом посмотрела эскизы и поняла, что высшая — это как раз то, что никто не носит. Я вообще не понимаю, зачем делать какие-то единичные вещи, это же все незамеченным пройдет. Если уж делать, то целую серию. И если делать, то как отдельный бизнес. Я не могу иначе — нужно или делать хорошо, или вообще не делать.
— А делегировать часть работы вы никому не можете?
— А зачем мне тогда это все было нужно? Раньше я экстремальным спортом занималась — в походы ходила, на 4 тысячи метров поднималась, с парашютом прыгала... Теперь работа стала моим экстремальным спортом. Тоже — либо приземлишься, либо разобьешься.
Фото: Данил Головкин; Из личного архива Ольги Сорокиной.
*Редакция благодарит салон «Francesco Molon – Интерьеры» за помощь в организации съемки (Б. Полянка, 10/7). Редакция благодарит ресторан BON за помощь в организации съемки.*Стиль: Людмила Заичкина. Прически: Евгения Филипповa/Aldo Coppola Макияж: Terry Barber/M.A.C. Маникюр: Beauty Room Biggudi. Ассистент фотографа: Алексей Воробьев-Гольберт. Ассистент стилиста: Елена Пятибратова. Продюсер: Елена Серова. Ассистент продюсера: Екатерина Золототрубова.
Подпишитесь и станьте на шаг ближе к профессионалам мира моды.