Дом культуры

В Государственном московском музее изобразительных искусств им. Пушкина открывается выставка «ДИОР. под знаком искусства». Vogue уверен: она произведет переворот в умах русских женщин
Журнал Vogue о культуре и моде Дом Dior проводит выставку «ДИОР. под знаком искусства»

Платье Shéhérazade из бархата и шелка, расшитое блестками и стеклярусом, весна—лето 1998, Dior Haute Couture.

Мода и искусство неразрывно связаны — в этом даже самые скептически наст­роен­ные по отношению к моде москвички вскоре смогут убедиться, едва ступив на знакомую им с детства знаменитую лестницу государственного Музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. (У коренных столичных жителей его принято называть Цвета­евским — в честь его основателя, отца знаменитой поэтессы И. В. Цветаева.) Вдоль колоннады, на постаментах в виде осколков античных колонн выставлены платья, составившие славу Дома Dior — всего сто двадцать моделей. А рядом, между колоннами, устроители развесили шестьдесят картин, изображающих обнаженных женщин. Полотна, взятые из фондов самого Пушкинского музея, а также Лувра, музея д’Орсе, Версаля и частных коллекций, сами по себе могли бы составить выставку, достойную любой европейской столицы: мы увидим, среди прочих, шедевры Сезанна, Пикассо, Модильяни, Гойи, Матисса и Тулуз-Лотрека, портреты Винтерха­льтера и Сарджента. Не обошлось и без работ современных художников — причем также первой величины. Например, Ванессы Бикрофт, которая выкладывает фигуры и буквы из обнаженных женских тел. Или иранки Ширин Нешат, прославившейся сурами Корана на женских лицах.

Шелковый жакет, ремень из крокодиловой кожи и кожаные перчатки, весна—лето 2011, Dior Haute Couture.

Однако смысл московской выставки — именно в сочетании холстов и платьев. «Диоровский new look стал революцией в понимании женственности, — говорит куратор выставки, известная во Франции историк моды Флоренс Мюллер (на ее счету — нашумевшая в прошлом году ретроспектива Yves Saint Laurent в парижском le Petit Palais). — Представьте себе послевоенные годы в пережившем оккупацию Париже. Тканей — в обрез, вместо шелковых цветов на шляпах — веточки зелени, женщины рисуют на ногах швы, чтобы казалось, что они в чулках. И вдруг — эта роскошь: длинные и пышные юбки, шик и изящество. Своими нарядами Кристиан Диор восславлял женское тело, и впоследствии каждый из арт-директоров Дома делал то же самое». Это, по мысли Мюллер, и стало ДНК Дома Dior.

Платье Mimi-San из парчи, расшитое блестками и металлическими элементами; босоножки из металлизированной кожи, весна—лето 2004, Dior Haute Couture.

Оформление московской выставки придумала сценограф Натали Криньер — ее парижское агентство занимается декорациями для самых ответственных экспозиций и архитектурных конкурсов в столице Франции. Она сразу заметила, что неоклассические детали интерьеров Цветаевского музея очень гармонируют со стилем Дома Dior. «Мода и искусство — лицом к лицу, — продолжает Мюллер. — Художники раздевают женщин, а дизайнеры их одевают. Или наоборот? Получается разговор о женственности и красоте, проходящий сквозь время».

Кстати, летняя кутюрная коллекция Dior 2011 года тоже имеет к этой теме самое непосредственное отношение. Она посвящена Рене Грюо, другу Кристиана Диора, который сделал красно-черные иллюстрации к его коллекции new look и после этого много лет работал бок о бок с великим дизайнером. «Диора связывали очень долгие отношения с Грюо. Он последним обедал с мистером Диором перед его смертью, — рассказывал нам в своей парижской студии незадолго до своего скоропостижного расставания с Домом Джон Гальяно. — Я ведь тоже хотел стать иллюстратором. Моей первой страстью было рисование, к дизайну я пришел очень поздно. И моими кумирами в мире графики были как раз Грюо, Энди Уорхол (знаете ли вы, что он оформлял витрины нью-йоркского магазина Bonwit Teller) и Стивен Майзел (до того как заняться фотографией, он тоже был художником-иллюстратором)».

Льняной жакет, шерстяная юбка и замшевые перчатки Bar Suit, весна—лето 1947, Dior Haute Couture; замшевые сапоги, Emilio Pucci; шляпа из соломки, Noel Stewart; шелковый платок, Dolce & Gabbana.

В последней коллекции Гальяно старательно воспроизвел игру теней с рисунков Рене Грюо, на что в некоторых платьях ушло до семи слоев тюля. «Мы шли по следам Грюо, заново творя все эти светотени, акварельную размытость, рисунок вышивки и мазок кисти, — объясняет он. — Работы Грюо не так просты и гладки, как кажется, когда смотришь на репродукции. Это все равно что сначала увидеть Мону Лизу на почтовой открытке, а уж потом сходить в Лувр. Вблизи оказывается, что в каждом мазке слились голубые, розовые, коричневые тона, фиолетовые — как у Модильяни. Ты словно погружаешься в цвет — и открываешь его слой за слоем. И получается как бы неоконченная симфония, словно намек на линию, созданный слоями тюля».

Эпоха Гальяно закончена — однако в Доме Dior ни­когда не испытывали недостатка в талантах с большой­

­буквы. В 1957 году, после кончины Кристиана Дио­ра, у руля Дома встал Ив Сен-Лоран, затем, в 1960-м, его сменил Марк Боан, в 1989-м — Джанфранко Ферре, а в 1997-м — Джон Гальяно. Все они были разные, а общим был недюжинный творческий потенциал и поистине диоровское умение вырабатывать целое мировоззрение. Это хорошо видно на московской выставке.

Кожаное платье и шляпа с отделкой из пластика и бусин, замшевые туфли с металлическими деталями, весна—лето 2007, Dior Haute Couture.

«Диор был первым из кутюрье, которые считали, что ощущение — запах, детали, пейзаж — столь же важно, как и крой, — рассказывает Мюллер. — Его вдохновляли первые детские воспоминания о том, как вместе с матерью он работал в саду в их семейном доме в Гранвиле в Нормандии». Поэтому экспозиция и начинается с темы сада — и роскошно-лукавого зеленого вечернего платья под названием «Салат», cозданного Ивом Сен-Лораном.

Из сада мы попадаем в легкомысленную и искрящуюся атмосферу Belle Époque — периода с конца XIX века до начала Первой мировой войны, когда в больших городах появилось все то, на чем держится мода и по сей день — большие универмаги и большие бульвары с кафе, где женщины могли хвастаться покупками друг перед другом. В ту пору женщины, например, мать Диора, стали подчеркивать осиную талию. Именно этот силуэт лег в основу диоровского new look.

Платье из хлопка, шелка и атласа с отделкой из меха, бусин и перьев; хлопковая шапка с отделкой из меха, металла и пластиковых бусин, осень—зима 2001/2002, Dior Haute Couture.

У Кристиана Диора были глобальные замыслы. «Своим триумфом Дом обязан не только великому дизайну, но и мощным амбициям, — говорит Мюллер. — Dior первым из парижских Домов открыл филиалы — в Нью-Йорке и Лондоне. Подумывал о Южной Америке и Японии. В 1959 году Ив Сен-Лоран приехал в Москву, чтобы устроить первый в советской России показ Dior — такого раньше и представить себе было невозможно! Начиная с весенней коллекции 2004 года, девизом которой Джон Гальяно избрал фразу Жана Кокто «Dior, dont le nom magique combine Dieu et or» («В имени Диора, как в магии, сошлись Бог и золото»), Дом проводит показы своих коллекций по всему миру — от Китая до Японии, от Испании до России. В восточной коллекции Гальяно 2003 года были отчетливо заметны русские мотивы — недаром ее показывали в парижской «Опере» вместе с работами Льва Бакста и Казимира Малевича.

Шелковое платье, расшитое перьями, и кожаные перчатки, весна—лето 2011, Dior Haute Couture.

Была у Гальяно и коллекция по мотивам костюмов самого Бакста для дягилевских балетов — он даже придумал, будто бы эти костюмы отлично подошли бы взбалмошной маркизе Луизе Касати — покровительнице художников и поэтов двадцатых годов. Гальяно вообще всегда выдумывал какие-то истории: например, про русскую принцессу Лукрецию, которая сбежала из охваченной гражданской войной России, спасая в корсаже фамильные драгоценности. Эту историю он воплотил еще до того, как начал работать для Dior, в 1993 году. А сыграла принцессу Лукрецию тогда совсем еще юная Кейт Мосс. Это было одно из ее первых появлений на подиуме.

Модели Гальяно в экспозиции перекликаются с пышными придворными платьями XVIII века, времен Марии Антуанетты. В работах самого Кристиана Диора начала пятидесятых годов тоже прослеживается связь с ее стилем — но уже не торжественным, а частным, в духе павильона Малый Трианон в Версале. Туда Антуанетта приходила отдыхать от условностей и королевского двора. Отсюда — покатые плечи и куртуазные, как роман «Опасные связи», вырезы. В 2001 году Гальяно объявил, что относится к Haute Couture как к спортивной одежде — и выпустил восточно-индийскую коллекцию Dior с расшитыми галабеями и халатами, напоминающими одежду тибетских монахов. На следующий сезон дизайнер-эксцентрик, как барон Унгерн, как будто переместился севернее по карте, в Монголию, и придумал коллекцию пальто-одеял, сшитых из пестрых шелковых лоскутков и мохнатых шапок из яка.

Платье из шелка, хлопка, замши и меха, сшитое в технике печворк, весна—лето 2002, Dior Haute Couture.

Не обошлось на выставке и без знаменитостей, носивших Dior: на многочисленных фотографиях — принцесса Диана, Рита Хейворт, Мэрилин Монро, Николь Кидман и многие другие. Работа Ричарда Аведона «Довина и слоны», на которой модель одета в платье Dior, — самая знаменитая модная фотография в мире, которую недавно продали на аукционе за миллион с лишним долларов, — тоже будет представлена на выставке. По словам Мюллер, Dior воплощает женскую мечту — «мечтать самой, и чтобы мечтали о тебе». Москвичкам это точно придется по вкусу.

*Фото: Patrick Demarchelier.**Ассистенты фотографа: Fred Bealet, Rudy Lepoultier, Jimmy Mettier.**Стиль: Katerina Mukhina.**Прически: Nicolas Jurnjack/MAO.**Макияж: DeeDee/Calliste.**Модель: Marina Linchuck/DNA.**Ассистент стилиста: Sarah Smiley.*Продюсеры: Елена Серова, Юлия Мелконова.

Подпишитесь и станьте на шаг ближе к профессионалам мира моды.