Рококо и Шанель

Александра Мельниченко собирает современное искусство, шедевры старых мастеров и платья haute couture. Вместе они определили характер ее дома под Лондоном.
Александра Мельниченко фото и интревью в доме под Лондоном

Александра на фоне белой орхидеи работы Марка Куинна. На Александре: платье, топ и брюки, расшитые блестками, босоножки, все Chanel Haute Couture.

У нас тут почти все XVIII века, причем в основном из Франции», — рассказывает Александра Мельни­ченко, показывая свой новый дом на границе с Виндзорским парком (это в получасе езды от центра Лондона). Мы как будто и вправду идем по одному из тех старинных английских домов эпохи Просвещения, когда представители благородных семейств соревновались в том, кто привезет больше предметов искусства с континента. И только орхидея работы Марка Куинна на стене возвращает в настоящее. Да и приглушенная мелодия MTV, доносящаяся из другого ­конца дома, не дает забыть, что вы не в восемнадцатом, а в двадцать первом веке.

Раньше поместье принадлежало одной из ближневосточных королевских семей. В доме было, по словам Александры, двадцать спален, двадцать гостиных, и все очень маленькие. Чтобы привести дом в порядок, она наняла знаменитого французского дизайнера интерьеров Жака Гарсию. Причем на время ремонта Александра сама стала его ассистентом.

Повсюду орхидеи. В саду изваяние орхидеи работы Марка Куинна.

«Честно говоря, я хотела изучать архитектуру, — признается она. — Но мой отец, а он по профессии как раз архитектор, сказал мне, что для этого ремесла я слишком нетерпелива». Поэтому Сандра пошла на факультет международного менедж­мента в университет в Белграде, ­работала моделью и пела в поп-группе Models. А потом вышла замуж за банкира Андрея Мельниченко. Поначалу они жили в Москве, а теперь часто бывают в Лондоне. На перестройку и отделку этого дома ушло пять лет.

Мы идем по мраморному холлу длиной во весь дом, уставленному скульптурами Жан-Батиста Пигаля («да-да, того самого!»), в честь которого названа парижская пляс Пигаль. На стенах помимо Марка Куинна два холста из белой серии Лючио Фонтаны. Пол — из черно-белого мрамора, тоже XVIII века, его специально искали по всей Европе. Стены выкрашены в бледно-серый «французский» цвет. Из холла двери ведут в гостиную и биб­лиотеку. В каждой — пиршество цвета, на стенах — десятки картин XVIII и XIX веков. «Мы и проектировали эти комнаты с расчетом на искусство. А главным источником вдохновения был, конечно, Frick Collection», — добавляет она, имея в виду нью-йоркский особняк промышленника Генри Клэя Фрика, превращенный им в начале XX века в одну из самых впечатляющих галерей Нового Света.

Мраморный зал со скульптурой Жан-Батиста Пигаля.

Все это хозяйка дома произносит посреди гостиной, уставленной изысканной мебелью с инкрустациями драгоценными металлами из мастерской Булля (снова XVIII век!), устланной коврами и увешанной чудесными полотнами. «Мы покупаем то, что нам нравится, — говорит Александра. — А самые любимые работы выставляем в комнатах, где бываем чаще всего».

Таков ее простой — и именно потому достойный восхищения! — ответ на вопрос, чем она руководствовалась, выбирая места для своих картин. А как она стала коллекционером? О моменте, когда с ней случилось это озарение, Александ­ра готова вспоминать бесконечно: «Я пришла в музей д’Орсе в Париже и час провела в зале Моне. И вышла оттуда другим человеком». Она говорит так искренне, что невозможно не поздравить ее с тем, что теперь у нее есть свой Моне. Не сомневаюсь, что каждый раз при взгляде на картину она будет получать такое же удовольствие, как в ­первый раз.

На стенах столовой — рисунки из книги, заказанной Наполеоном, в центре — стол и скульптура, все XVIII век.

Картин много, но гостиная все равно не производит ощущения музея. Стены обтянуты шелком, диваны и стулья спроектированы самим Гарсией и обиты мягким бархатом: легко представляешь себе компанию друзей, раскинувшихся на этих диванах с журналами (а они в доме везде) в руках. «Нам бы очень хотелось, чтобы сюда почаще при­езжали гости!» — соглаша­ется Александра.

Еще одна гостиная украшена литографиями, сде­лан­ными по распоряжению Наполеона во время его Египетского похода 1798—1801 годов, с изображением обелисков и пирамид. Когда-то они были изданы книгой, а теперь нашли место в доме.

Холл украшают статуи придворного скульптора Людовика XIV Жан-Луи Лемуана, на стенах — граффити художника из Нью-Йорка Жан-Луи Дуро.

«У каждой вещи есть своя история, — не спорит Александра. — Многие предметы искусства попали к нам в руки только благодаря счастливому случаю». Мельниченко покупают на аукционах или у частных продавцов. И никогда — для того, чтобы просто вложить деньги, не гонятся за дороговизной ради престижа. Иначе как объяснить соседство в холле работ нью-йоркского графитчика Жана-Луи Дуро (на аукционах он стоит от десяти до двадцати тысяч долларов) и скульптур любимца Людовиков Жан-Луи Лемуана, которым позавидует сам Лувр.

«Я обожаю природу, — говорит Александра. — Мне нужен воздух, нужно ощущение свободы». Глядя на нее, легкую и полную жизни, я в этом нисколько не сомневаюсь. В глубине сада за окном виднеются озеро с островком, лабиринт и искусно организованные «руины» — идеальный пейзаж садово-паркового искусства XVIII века. ­Однако, как и в доме, здесь тоже есть напоминания о настоящем: орхидея работы Марка Куинна на лужайке или скульптура кентавра поляка Игоря Миторая.

Библиотека — любимая комната Александры. На Александре: жакет и брюки, все Gaultier Paris; туфли, Manolo Blahnik for Gaultier Paris.

Интересно, что дверь в сад никогда не бывает распахнута настежь. Причин тому две. Во-первых, температура: у англичан в домах всегда прохладно, а у Мельниченко натоплено и жарко, как в aфриканских тропиках. Во-вторых, Вала — маленькая белая собачка Александры, мальтийская болонка, прыгающая, лающая, постоянно дающая о себе знать. Если она выскочит на улицу, ее может до смерти задрать лиса.

Александра не хочет комментировать обстановку своих личных комнат, но я уговариваю ее показать мне свой гардероб. Сначала она появляется в расшитом блестками белом платье Chanel Haute Couture, замечая, что это платье было украшением показа, в финале в нем выходила невеста, и «больше ни у кого такого нет». Второй наряд — восточный пижамный ансамбль Gaultier Paris и туфли Manolo Blahnik for Gaultier Paris.

В гостиной мебель из мастерской Булля.

Александра любит моду так же, как искусство — «И музыку. И фарфор. Я вообще люблю красоту». Она коллекционирует одежду так же, как картины, покупая что нравится, независимо от того, будет ли она это надевать: «Если не поддерживать художников, высокая мода умрет».

«Триста дней в году я ношу джинсы и белую футболку». На ней нет ни бриллиантов, ни дорогих часов, на запястье — красный буддистский шнурок. «Он при мне уже пять лет», — говорит она и вслух удивляется тому, что он не выцвел. Буддистская этика противоречит самому понятию коллекционирования, но Мельниченко производят впечатление скорее хранителей своей коллекции, чем ее владельцев — недаром они так щедро одалживают работы музеям.

На стене — картина Франсуа Буше.

Напоследок хозяйка дома приводит меня в библиотеку. Я замечаю книги по английскому и французскому архитектурным стилям: видно, что в них не раз заглядывали. Александра и Андрей рассчитывают, что уже очень скоро они станут жить на два дома — в этом и москов­ском. Если они вдруг устанут от вида на остров и лабиринт, к их услугам квартира в Лондоне, которую сейчас оформляют. «Она будет совсем другая, в стиле поп», — рассказывает Александра. Но их дом здесь, потому что здесь — их коллекция. Выстроенная так же, как дом, по канонам XVIII века. Красота — превыше всего.

Фото: Simon Upton. Стиль: Sarah Smiley. Прически и макияж: Diane Noorlander для Chanel. Ассистент фотографа: Lee Whittaker. Продюсер: Елена Серова.

Подпишитесь и станьте на шаг ближе к профессионалам мира моды.