Осень — хорошо

Никогда не понимала людей, с ужасом ожидающих приближения осени. Тем более модниц — как можно не ­желать скорейшего наступления сезона, который открывает перед нами заманчивые перспективы богатого выбора. Что может быть лучше, чем шубы, шапки, сапоги, пальто и жакеты, кашемир и меха, шали, перчатки — короче, все то абсолютно необходимое и всегда недостаточное? Во всяком случае, именно так думала я, сидя на осенне-зимних показах этого сезона.

Как я и предполагала, увлечение семидесятыми пройдет вместе с последними теплыми деньками, и им на смену придут шестидесятые. Но не только. Еще военные сороковые и восьмидесятые, которые в последние сезоны берут реванш за долгие годы несправедливого к ­се­бе отношения. Однако все это многократно повторенное ретро­ не ­заставило бы меня восхищаться гряду­щим сезоном, если бы дизайнеры не сумели по‑новому взглянуть на давно и хорошо знакомую картинку.

Это, конечно, журналистский штамп. Если бы они всякий раз не смотрели по-новому, мода застыла бы где-то в выше­­упомянутых шестидесятых, но она продол­жает жить и меняться. Просто сезон на сезон не приходится. Порой журналистов посещают невеселые мысли о том, что мы все уже видели — вот это не раз процитировано, а то никак не может прижиться, не­смотря на все усилия дизайнеров и маркетологов. Но в этом году такого уныния и ощущения, что тебе что-то в очередной раз ­навязывают, не было.

Сегодня шестидесятые обо­шлись без дежурных ссылок на Джеки Кеннеди и ретрофутуристичес­кой истерики. Никто не намекнул ни на пятидесятилетие первого полета в космос, ни на аналогичный юбилей безусловно культового «Завт­рака у Тиффани» с Одри Хепберн в каноническом маленьком черном платье c ниткой жемчуга — символе вечной элегантности.

Этим символом в новом сезоне ста­нет красное платье. Красный стал в буквальном смысле гвоздем едва ли не каждой коллекции. Именно гвоздем, потому что он непремен­но цепляет взгляд среди более сдержанных красок. То есть сказать, что красный — цвет сезона, ни в коем случае нельзя, но хотя бы одну красную вещь купить придется. В идеальном случае это должно быть платье. Впрочем, пальто тоже подойдет.

Шестидесятые у всех разные — у Prada смешные китчевые, в пла­стиковых пайетках, у Marc Jacobs — милые и женственные, в крупный наивный горох, у Balenciaga — гео­метрические, у Burberry — почему‑то вдруг кутюрные, похожие скорее на Givenchy тех лет, у Jil Sander — спортивные.

Такая же картина и с сороковыми — у Miu Miu это не сдавший элегантных позиций во­енный Париж, у Louis Vuitton — са­домазохистский ночной портье из одноименного фильма с Шарлоттой Ремплинг, Acne словно процитировали скандальную коллекцию Сен-Лорана 1976 года, в которой он показал объемные цветные шубы, обувь на плат­форме и юбки по колено.

Восьмидесятые повернулись к нам своей комфортной, а не агрессивной стороной. Dolce & Gabbana видят их в плечистых двубортных жакетах с укороченными мужски­ми брюками и шляпами с небольшими полями над нарочито черными бро­вями — легко узнаваемый Бой Джордж в расцвете эпохи. Благородные оттенки земли и глины, гигантские воротники и широченные рукава «летучая мышь», ботфорты — таковы воспоминания о восьмидесятых нового креатив­ного директора Hermès Кристофа Лемера. Честно говоря, я их тоже помню такими, во всяком случае такими тоже, а вовсе не деловитыми, широкоплечими и вульгарны­ми, какими их обычно принято считать.

В целом сезон понравился тем, что размышления дизайнеров о временах и нравах абсолютно сов­пали с моими переживаниями по поводу тех или иных эпох и стилей. Многие из них и мне, и им знакомы лишь по картинкам и фильмам. Детство наше прошло в разных частях света, но именно сейчас наши чувства оказались схожими и взаимными. Возможно, дизайнеры стали искреннее, они решились быть самими собой, а не просто проводниками модных идей. А может быть, новая искренность проникла наконец и в моду.