Шерстяные накидка и юбка, фетровая шляпа, кожаные перчатки, все Lanvin; колготки, Calzedonia
Принц Альбер
Альбер Эльбаз — о втором пришествии Lanvin в Россию, главной ценности современной моды и тайной мечте.
Арт-директором Дома Lanvin Эльбаз стал десять лет назад. Его первой же коллекции рукоплескали стоя — так она отличалась от чувственной рокерской роскоши, которая господствовала тогда на подиумах с легкой руки Тома Форда. Сегодня Lanvin — сила, с которой нельзя не считаться, а Эльбаз пользуется славой главного дизайнера для интеллигентных модниц. В эпоху всеобщей неопределенности, нервных срывов и скандалов — вспомним Гальяно, Маккуина или Декарнена — этот уроженец Касабланки, учившийся в Израиле, а потом в Америке у прославленного модельера Джеффри Бина, безошибочно нашел свое место под солнцем. И менять его ни на что не собирается.
«В Lanvin я чувствую себя как дома, мне здесь комфортно, — неизменно заявляет Эльбаз в ответ на очередной вопрос о слухах, будто он вот-вот возглавит очередной крупный Дом моды вроде Dior. — Мне не хотелось бы работать в компании, где плетутся многочисленные интриги, — такие вещи подавляют мою творческую энергию. А она — мое главное сокровище».
В «сохранившем человеческий масштаб» Доме Lanvin он лично решает все — от того, какие модели попадают на подиум, до того, как оформляются витрины в главном парижском магазине. По его собственным словам, он «маньяк, которому важно контролировать все до мелочей». А все для того, чтобы «женщины чувствовали себя красивыми». Обезоруживающий подход в наши дни, когда каждая вещь будто бросает вызов: достаточно ли ты худа, высока, молода, сексуальна и богата, чтобы меня купить.
Эльбаз выглядит как раздобревший Чарли Чаплин и не боится говорить вещи, очевидно идущие наперекор духу эпохи «лайков» в фейсбуке. «С моей точки зрения, главная роскошь — это время. Сегодня нас всех непрерывно подталкивают к тому, чтобы куда-то расти, зачем-то улучшаться, непременно ускоряться. Если увлечься этим, можно зайти слишком далеко и превратиться из дизайнера в продюсера. Надо ли мне это? Конечно же, нет! Если вы сравните наброски, которые я делаю в начале сезона, с теми, которые я в итоге передаю в ателье, вы не поверите — это две абсолютно разные коллекции. Я переделываю все до тех пор, пока не добьюсь полного удовлетворения».
Шелковое платье и кожаные перчатки, все Lanvin
В работе над осенне-зимней коллекцией Lanvin бесконечные усовершенствования продолжались до утра дня, на который был назначен показ. «В моде настал период неопределенности. Поэтому я решил, что для показа мне нужно дерево — древо жизни, символ возвращения к корням». Беда была только в том, что изготовленное для показа дерево Эльбазу совсем не понравилось. «Оно скорее напоминало куст, так что сперва я спросил, нельзя ли его убрать, а потом, когда выяснилось, что убрать можно, я тут же расслабился и начал его улучшать. И к тому времени, как начался показ, мне больше всего на свете хотелось поскорей выйти под это дерево». Еще Эльбаз объясняет, что строгие костюмы темных оттенков с серебряным кантом из последней коллекции отражают его внутренний поиск защиты. «Это новая униформа, но под конец начинает проявляться некоторый оптимизм — разноцветные платья, воланы и так далее».
Мода для него — это не коллекционирование отсылок и культурологических аллюзий, а в первую очередь поиск идеальных пропорций. «Я не могу притвориться и заявить: о да, давайте в этом году сделаем индийскую коллекцию или японскую коллекцию. Я всегда сначала выстраиваю для себя сюжет при помощи цвета, ткани и силуэта. Хотя, знаете, у меня была одна японская коллекция — весна–лето 2006 года. Но она строилась вокруг идеи гейши, любовницы, которая не может позволить себе влюбляться. В ней была культура, но еще больше в ней было парадокса, и это было главным».
«Совсем недавно, — продолжает Эльбаз, — работая над коллекцией весна–лето 2010, я ходил в лондонские библиотеки и смотрел фотографии двадцатых, тридцатых, девяностых, восьмидесятых годов — пока не понял, что пошел по второму кругу. Можно было бы заявить, что нулевые — это новый винтаж, но это было бы уже чересчур. В итоге интереснее всего мне показались этнические рубашки и брюки. Я задался вопросом: есть ли в сегодняшней моде место для экзотики? Можем ли мы вернуться к тому, чтобы носить блузы, сшитые из двух квадратных отрезов ткани, и юбки клеш? Потом я представил себе, как могла бы выглядеть этническая одежда из гардероба Элизабет Тейлор — например, кафтан кислотного оттенка, — и понял, что решение найдено».
Хлопковое платье, брошь из металла и стразов, перчатки, все Lanvin; очки, Ray.Ban; кружевная вуаль, Maison Michel
Он обожает Тейлор, которая ругалась как извозчик, навешивала на себя тонны бриллиантов и посвятила последнее десятилетие своей жизни сбору средств на борьбу со СПИДом. В ответ на вопрос, чем же она его так привлекает, он в свойственной ему манере не спеша рассказывает целую историю. «Один мой хороший друг, ювелир Джоэл Розенталь, познакомился с Тейлор много лет назад, когда она впервые пришла к нему в мастерскую. Он сказал мне: она, конечно, красавица, и глаза у нее фиолетовые, но в остальном она совершенно обычная, нормальная женщина. А потом он увидел, как она примеряет колье — в тот момент, когда она посмотрела на себя в зеркало, она превратилась в Элизабет Тейлор».
«Именно этим она отличается от сегодняшних звезд, которые теряются на фоне собственной одежды и драгоценностей! — восклицает Эльбаз. — Больше всего на свете мне хочется вечером пойти в кинотеатр на Елисейских Полях, купить попкорн за пять евро и наслаждаться, глядя на звезд, которые переносят меня в волшебный мир, а вместо этого смотришь на них и думаешь: какая же чудовищная у нее сумка!»
Потягивая воду с ломтиком лимона во дворике отеля «Крийон» по окончании дня примерок предвесенней круизной коллекции, Эльбаз размышляет вслух о том, что ему еще хотелось бы сделать в России (в сентябре в Третьяковском проезде открывается бутик Lanvin). «Я был у вас однажды — много, очень много лет назад, и с нетерпением жду возможности приехать снова. Мне хотелось бы выпить чаю с тремя восхитительными — не обязательно знаменитыми, но интересными — женщинами. Я хочу понять, как устроена русская жизнь, русская культура». Еще он хочет попробовать пирожки и выпить водки со льдом — хотя, тут же добавляет Эльбаз, «я почти не пью, потому что начинаю засыпать после первого же бокала вина».
Шерстяной жакет, хлопковая юбка, шляпа и кожаная сумка, все Lanvin; кожаные туфли, Christian Louboutin; чулки, Wolford
Помимо дебюта в России у Эльбаза на осень намечено еще одно большое событие — выход коллекции для девочек. Это реверанс в сторону основательницы Дома Жанны Ланвен, которая начинала с шитья платьев для своей дочери Маргариты. Кстати, именно этому посвящен логотип компании работы Поля Ириба — гибкие, упругие линии сплетают воедино фигурки матери и дочери.
По словам Эльбаза, если бы он не стал модельером, то освоил бы профессию врача. «Больница — это место, где чувствуешь себя защищенным, — поясняет он. — Когда я говорю своим друзьям-врачам, что тоже хотел бы быть врачом, они смотрят на меня, как на сумасшедшего, и говорят: ты что, ты же устроился гораздо лучше, чем все мы, вместе взятые. Но ведь главное в моде — отнюдь не шить одежду, которая будет хорошо сидеть: в наше время при желании за жалкие двадцать тысяч евро можно изменить все части тела, которые вас не устраивают. Сегодня главное — чтобы одежда подходила к вашему интеллекту, к вашей личности. И когда мне удается достичь такого попадания — на уровне, лежащем за пределами простой анатомии, — я чувствую себя скорее доктором, чем дизайнером».
Крокодил Денди
Скромность, любовь к старине и другие добродетели Кристофа Лемера — нового дизайнера дома Hermes.
Кашемировый жакет, атласная блузка, кожаные брюки, сумка из крокодиловой кожи, сумка из кожи и металла, шляпа,
шелковый платок и металлические браслеты, все Hermès
Кристоф Лемер — не такой, как большинство современных дизайнеров. Когда речь заходит о его первой коллекции для Hermès (осень–зима 2011/2012), он не вспоминает, как пересматривал любимые фильмы, а говорит прямо: «Силуэты прямые и удлиненные, платья с заниженной талией, мягкие пальто свободного кроя. Можно сказать, что это моя интерпретация моды 1920-х годов. Тогда марка впервые запустила линию женской одежды. А еще я добавил элементы восточного национального костюма, в том числе кимоно. Я вообще люблю Азию, потому что там царит духовность». Так вот почему на показе модели выходили на подиум под звук китайской цитры!
Лемеру сорок пять лет. Правда, выглядит он не старше тридцати. Француз невысокого роста, худой, даже чересчур, с нежным рукопожатием, тихим голосом и юношеским энтузиазмом в глазах — чем-то он неуловимо напоминает Малкольма Макдауэлла в «Заводном апельсине»: такое же спокойное, аккуратное лицо с тревожным отблеском внутренних бурь. Последние десять лет он был главным дизайнером Lacoste, а еще за десять лет до этого основал в Париже собственную марку одежды Christophe Lemaire. Она, кстати, существует и по сей день. В середине восьмидесятых дизайнер успел поработать у Ива Сен-Лорана, Тьерри Мюглера и в конечном счете был назначен главным дизайнером женской коллекции prêt-à-porter в Доме Christian Lacroix.
Замшевое платье, кожаная шляпа и шелковый платок, все Hermès
Как человек со столь выдающимся резюме так долго скрывался от прессы, спросите вы. Намеренно. По-настоящему его имя получило огласку только прошлым летом, когда из Hermès пришел официальный пресс-релиз о том, что Жан-Поль Готье покидает компанию и его место займет некий Кристоф Лемер. Привыкая к новому имени, журналисты тогда говорили «дизайнер из Lacoste». Лемер, похоже, и сам рад оставаться «дизайнером из...». Он неохотно дает интервью, не устраивает из выхода на поклон драму и не шьет из целлофановых пакетов брюки. «Я абсолютно обычный человек, смотрю новости, много работаю. Хочу, чтобы за меня говорила моя одежда», — признается Лемер.
За то время, что он проработал в Lacoste, марка превратилась из спортивной в модную. Он часто использовал яркие цвета и выпускал скорее практичную повседневную одежду с элементами спортивного костюма, чем одежду для занятий теннисом. «Практичный» — ключевое понятие в дизайнерском словаре Лемера. Он и теперь, сидя посреди парижского магазина Hermès на рю де Севр за час до своего первого показа для марки, говорит, что главное — добиваться совершенства в дизайне красивых и полезных вещей. Из тканей, к примеру, у него в дело идут только те, из которых получается одежда самого высокого качества: кожа, шерсть и кашемир. Скромные, но элегантные юбки средней длины, уютные пончо, стройнящие ноги брюки-дудочки, пальто с мягкой линией плеча... «Где, как не в Hermès, это делают лучше всего? Здесь всерьез думают не о трендах и красивых историях, а о том, как вещь будет стареть, о том, что люди будут с ней жить годами. Здесь думают не только о шоу, но и о человеке».
Кашемировый жакет с отделкой из кожи, кожаные брюки, шелковый платок, серебряное колье и браслеты, все Hermès
«Знаете, я какое-то время назад решил сделать перерыв и совсем отошел от моды, — продолжает Лемер. — Мне нужно было время, чтобы понять, что я на самом деле хочу делать. Я пришел сюда для того, чтобы шить красивую удобную одежду, причем делать это вдумчиво и не торопясь. Время сейчас — самая большая роскошь в моде. Кто, как не Hermès, может себе ее позволить?»
Конвейер Форда
Том Форд открывает бутик в Москве — и это лишь малая толика из сюрпризов, которые он нам приготовил.
Шелковая блузка и шерстяные брюки, все Tom Ford
Мне нужно еще как минимум сто пятьдесят бутиков по всему миру, — говорит мистер Форд (он настаивает, чтобы к нему обращались именно так), беседуя со мной в своем шоу-руме в центре Лондона. — Я хочу, чтобы через десять лет моя компания была размером с Armani и Chanel, стабильной и мощной. Пусть мне в этом году пятьдесят, но я почти на тридцать лет моложе Лагерфельда, Лорена и Армани, так что у меня все еще впереди». Это, заметим, говорит человек, который продает миллион пар очков в год, выпускает мужскую и женскую коллекции, сумки и обувь, вот-вот запустит полную линию макияжа и средств по уходу за кожей. А еще фотографирует (он лично снимал все свои последние рекламные кампании) и ставит полнометражное кино. И тем не менее угомонить его нет никакой возможности. «Мне еще многое надо сделать — драгоценности, часы, интерьер».
Наполеоновские планы мистер Форд озвучивает с совершенно невозмутимым видом. И продолжает: «А еще хочется надеяться, что я стану немножечко мудрее и научусь наконец отдыхать. А то я все работаю, работаю...» Говорят, с ним сложно работать. «Кто говорит? Не может быть! Я очень требовательный, но я ни от кого не жду того, что не в состоянии сделать сам. Перед вашим приходом я пылесосил вот этот ковер за человека, который сделал это плохо. Но большинство людей, которые приходят ко мне на работу, остаются надолго. Мой PR-менеджер со мной четырнадцать лет, руководитель дизайн-студии — двадцать два года, я живу с одним и тем же человеком почти четверть века. Я не кричу, не ломаю вещи, я не подлый, я очень профессиональный и уважаю людей».
Бархатные фрак, брюки и бабочка, все Tom Ford
На расхожий вопрос о ДНК марки Tom Ford у дизайнера готов исчерпывающий ответ: «Это я сам. Когда вы создаете бренд, вы должны первым делом спросить себя — а тебе самому что нравится? Какой цвет? Материал? Почему женщины должны вкладывать деньги в какого-то там Тома Форда? Мне нравятся вот такие вещи, такие глаза, такие волосы и такая косметика. Если вам нравится то же самое, вы покупаете мои вещи. Вот и все».
Что же сегодня нравится мистеру Форду? В его второй женской коллекции драматизма даже больше, чем в первой, весенней, — тут и разноцветный мех, и кружевные платья, и бархатные костюмы с глубокими вырезами. Вызывающей сексуальностью работ Форда для Gucci тут и не пахнет — речь идет об элегантности, но не сдержанной английской, а смелой и дорогой, в парижском духе. Силуэты довольно простые — облегающие, но не скучные: баски, банты, богатая вышивка и оборки заявляют, что это не та одежда, которую можно надевать днем.
Шелковое платье с вышивкой, кожаные босоножки, все Tom Ford
«Время сексуальности прошло, — соглашается Форд. — Это в девяностых, после СПИДа, секс как бы открывали заново. К тому же тогда мне было тридцать три года — понимаете намек? Сейчас другое время, другая экономика. Новой эпохе больше подходит не секс, а именно чувственность. Вещи, ткани, кожа, которые вызывают желание дотронуться, поцеловать».
Сегодня он счастлив как никогда. «Большую часть времени я живу в собственном доме в Мэйфэйре. У меня две собаки и шесть лошадей. Три раза в неделю пилатес, йога и теннис. Но большую часть времени я занят тем, что люблю больше всего — работой. Скоро выйдет мой следующий фильм — комедия, черная и завернутая. Имена актеров не скажу, узнаете о них, когда картина будет готова. Я всегда сначала делаю, а потом говорю».
Фото: Anthony Maule. Стиль: Geraldine Saglio
Прически: Laurent Philippon/Calliste. Макияж: Adrien Pinault/Management+ Artists. Маникюр: Hiro/Jed Root. Модель: Anna Selezneva/Silent. Ассистент фотографа: Florent Christmann. Ассистент стилиста: Julie Basselin. Продюсер: Елена Серова.
Подпишитесь и станьте на шаг ближе к профессионалам мира моды.