Никто не сделал для нашего оперного искусства столько, сколько Анна Нетребко. Не потому, что она самая великая певица современности — есть и другие, и не хуже. А потому, что она самая красивая певица современности, самая веселая и живая. И самая наша.
Большая оперная певица — Мария Каллас до 1953 года или нынешняя Монтсеррат Кабалье — это огромная передвижная аудиоколонка. Она выдвигается на сцену, раскрывает рот и поет арию. Потом она перемещается в другой угол и звучит оттуда.
Анна Нетребко — не худенькая, но в ней нет ничего монументального. Она умеет импровизировать, доверяет своему обаянию и телу и потому может сбросить туфли, если жмут, или потерять на сцене Московской консерватории сережку Chopard — кто их считает. Хоть сделать кувырок — как в «Доне Паскуале» в «Метрополитен-опера». На то и занималась акробатикой во Дворце пионеров и школьников Краснодарского края. И заодно пела в хоре «Кубанская пионерия». И училась верховой езде. И была "Мисс Кубань". Драмкружок, кружок по фото... но мне еще и петь охота — настоящая боевая советская девчонка.
Тренч из кожи и полиэстера, Jean Paul Gaultier; перчатки, Georges Morand.
Мы назначили встречу в старом отеле «Бристоль» по соседству с Венской оперой, где Анна играет Анну Болейн в опере Доницетти — жену Генриха VIII, казненную, чтобы освободить королевское ложе для Джейн Сеймур. Билеты разобраны. Тот, кто не попал на премьеру, ходит смотреть «Анну Болейн» на вывешенном рядом огромном экране.
Нетребко для венцев своя: с 2006 года у нее австрийский паспорт. А с прошлого года — еще и венская квартира, всерьез связавшая ее с чудесным оперным, кофейно-шоколадным городом. Окна, выходящие на Францисканер, стали одной из городских достопримечательностей, и, по словам певицы, стайки японских туристов регулярно увозят ее в своих фотоаппаратах.
Она живет здесь с мужем, оперным певцом Эрвином Шроттом. Несмотря на немецкую фамилию, он настоящий знойный латиноамериканец. Шротт рожден в Уругвае, но в его крови есть своя доля венского меланжа. Анна не забыла мне сказать, что это Эрик все решает в семье, а она, так — хлопочет на кухне. Тем не менее с профессиональной точки зрения мотор в их тандеме — она. Хотя и Эрвин отнюдь не балласт. Прекрасный баритон, отличный актер, темпераментный и остроумный человек. Он очень подходит Анне.
У них маленький сын. Анна родила его три года назад и через пять месяцев после рождения уже пела в Мариинской «Лючии ди Ламмермур». Она на редкость быстро восстановилась. И хотя голос ее не звучит уже таким звонким девичьим сопрано, как раньше, зато она приближается к весомым партиям матерых женщин. Мечтает о «Трубадурах» и «Силе судьбы» Верди и «Манон Леско» Пуччини. Пойдите поищите лучшую Манон нашего времени.
Анна выглядит невероятно красивой на каблуках, в зеленом платье с роскошными шопаровскими серьгами. Волосы черны, глаза блещут, груди дышат.
— Есть большая неправда в этой постановке, — говорю я ей.
— Какая? — тревожно спрашивает Нетребко.
— Козел этот ваш Генрих Восьмой! Как он мог разлюбить такую женщину? Не понимаю!
— Ну не совсем, — хохотнула Анна. — Другая женщина тоже красавица.
Партию Сеймур поет Элина Гаранча — она и вправду красотка, но литовка проигрывает в темпераменте кубанке, блондинка — брюнетке.
— Но зачем же голову рубить? Какая-то дикость. — История живая и понятная, — говорит Нетребко. — Там такая была любовь, что превратилась в ненависть. И он ее еще все время подозревал! В опере бельканто очень мало что покажешь, потому что особо действия никакого нет. Разве что бровь приподнять можно, но не больше. Как объяснишь и отношения с братом, и отношения с пажом? Ну и конечно, лорд Перси.
Кашемировое пальто, кожаные сапоги, перчатки и ремень, все Hermès; очки, Prada; колготки, Calzedonia;
золотые часы с бриллиантами, аметистами и эмалью, Chopard.
В «Болейн» у Нетребко на самом деле совсем другая соперница — не фрейлина Сеймур и не певица Гаранча. Взявшись за Анну, она спорит с Марией Каллас, которая незабываемо исполняла эту партию в постановке Висконти 1957 года в Ла Скала. Конечно, и режиссер Дженовезе — совсем не Висконти, и Нетребко — не совсем Каллас, хотя бы потому, что жива и, дай бог, даже счастлива. Неужели мы отучились просто радоваться тому, что для нас выходит на сцену красивая женщина с замечательным голосом, а не примадонна размером с кита?
— Ну, мы все немаленькие, — вздыхает Анна. — Голос откуда-то надо брать... Оперные певцы имеют очень объемную грудную клетку. Мы как спортсмены. Я могу бегать и петь. Я могу прыгать и петь. Я могу на голове стоять и петь. Но эта партия для меня одна из самых сложных. Она очень драматична, имеет огромный диапазон — думаю, я килограмма два теряю во время каждого спектакля.
Я удивлен — откуда такие мучения? Мне-то кажется, что ей легко и что она умеет превратить оперу в непринужденное и веселое искусство.
— У меня очень серьезная профессия. И тот, кто считает, что я только выхожу на концерты в красивых платьях и скидываю туфли, думает, что это очень просто. Большая ошибка. Дело не в том, как я выгляжу, а в том, как звучу. У нас вся тяжкость заключается в том, что мы себя не слышим. Балетные, они хоть могут в зеркале посмотреть, что они делают. У нас этого нет.
— Но к вам же возвращается голос?
— Cмотря какая акустика в зале. Иногда голос вообще не возвращается. И надо учиться петь, не зная, что ты делаешь, не слыша себя. Надо не бояться.
Нетребко мало чего боится и, похоже, совершенно не намерена эксплуатировать один и тот же вокальный образ. Помню, как заключали пари, справится ли она со Stabat Mater Перголези, особенно после того, как, к ужасу интенданта Зальцбургского фестиваля, она внезапно отменила свое выступление. Все решили — испугалась. Но вскоре она весьма достойно сдержала свое обещание в Москве, в Большом зале Консерватории. Выходит, барочный репертуар для нее тоже возможен. Или выступила с сольной программой русских романсов, доказав публике, что она еще и замечательная камерная певица.
И уж вовсе отдельная история — исполнение с Филиппом Киркоровым песни «Голос». Что тут поднялось! Но она не отступила. Да, песня была не первой молодости. «Я всегда пою то, что все давно уже поют», — невозмутимо парирует Нетребко. Да, самая раскованная на оперной сцене певица выглядела на сцене эстрадной Юрмалы робкой, как пионерка на стриптизе. Да, слова оставляли желать лучшего: «Лети, любовь, я слышу голос твой... Лети, и жизнь моя летит с тобой». С другой стороны, в большинстве классических оперных арий поэзия тоже небольшая.
— Мы спели, получили «Золотой граммофон» и «Песню года». Все меня жутко критиковали: почему, зачем? А просто так, захотелось. Мне было интересно — столкнулась с этим миром, посмотрела вокруг. Себя показала. На них посмотрела.
— И как?
— Да-а-а... Мало того что они поют песню, у которой диапазон пять нот. Они поют под фонограмму. Рот открывают. На всех этих концертах, во всех телевизионных программах. Вот это да! Вот это жизнь!
Повторять этот опыт она не собирается, но я помню, что в тот момент, когда Киркорова все собирались линчевать за драку с режиссершей Яблоковой, Анна была одной из немногих, кто пытался его защитить.
Тренч из габардина, Jean Paul Gaultier; шляпа, Dior Homme.
Я спрашиваю Анну про ее контракт с ювелирами Chopard. Удивляюсь, что она носит на сцене настоящие украшения. Они звенят, их надо беречь...
— Иногда звенят. А иногда еще и падают. Улетела в Москве сережка, помните? Но я люблю надевать их на концерты. Вот я в Германии пела, на мне было колье за три миллиона что ли? Красивые вещи, которые только королевы надевают. А почему бы нет? Их должны видеть люди. Я должна выглядеть хорошо — публика этого ждет. На прогулку с сыном я же их не надену.
— Как зовут вашего мальчика?
— Тьяго. Это португальское имя. А второе имя — Аруа — индейское... Мне хотелось чего-то такого необычного, почему нет? Тем более что я ему дам фамилию мужа. Пока у него моя фамилия. Тьяго Аруа Нетребко. Совершенно жутко звучит. Но все-таки он у меня будет Шротт.
— Я немного жалею вашего мужа. Потому что, когда живешь с женой в разных местах — это обещает радостные встречи. А когда живешь вдали от ребенка — вот это непереносимо абсолютно.
— Но мы живем вместе! Просто иногда разъезжаемся, потому что у него своя работа. И тогда он сильно скучает. Эрвин очень семейный человек и обожает Тишу.
— Тишу?
— Я так называю Тьяго.
Анна говорит, что с рождением сына стала гораздо меньше ездить, возненавидела дальние перелеты и из-за этого, к примеру, еще ни разу не побывала на родине мужа, в Уругвае. «У нас было зимой свободное время, и мы как бы собирались поехать, но я взмолилась — представила этот перелет... опять этот джетлаг... И сказала: «Не могу! Пощади!»
Она спокойно говорит, что ленива и мечтает хоть немножко прожить без занятий и репетиций. Посидеть с друзьями, повидать отца, сводить ребенка в Пратер на карусели. Вообще-то она бравирует тем, что работает быстро. «Анну Болейн» учила месяц. Обычно учит быстрее. «Иоланту» сделала за неделю.
— Но репетиции — по семь часов в день. Опять, опять и опять. И ошибки находишь, и...
— Есть нельзя, пить нельзя...
— Это у каждого по-разному. Есть люди вообще ненормальные. Голову не моют, не разговаривают неделю. Это все, конечно, ерунда. Я, например, не бываю на солнце, если мне нужно петь, не хожу в сауну. Пью алкоголь, но только не перед спектаклем, минимум за день — это мне совершенно не мешает. Ем все, кроме лука и чеснока, потому что мне приходится быть в близком контакте с партнерами. Питаюсь очень правильно, но, бывает, соглашаюсь и на гамбургер — вкусно. Иногда готовлю сама.
— Что готовите? Пироги с капустой?
— Слава богу, пироги я печь не умею. Потому что если я начну есть пироги, то не остановлюсь. Я же из Краснодара. Вот котлеты сделала вчера, салат, суп из курицы с овощами.
Тренч из кожи и полиэстера, Jean Paul Gaultier; хлопковая юбка, Wolford; кожаные туфли, Christian Louboutin;
перчатки, Georges Morand; колготки, Calzedonia; серьги из белого золота с жемчугом и бриллиантами, Chopard.
По утрам она варит сыну кашу, хотя честно признается, что вечером после репетиций заниматься с ним нет никаких сил. «Разве ж я могу еще играть в игрушки? Но он всегда со мной спит, рядышком — контакт есть». Нетребко говорит, что юный Тьяго Аруа любит конструкторы — «все, что движется, очень его занимает. Может быть, станет инженером или физиком. Правда, ему нравится и моя обувь. Он иногда перед сном достает мои разноцветные — красные, фиолетовые — туфли и смотрит на них».
Я тут же ловлю себя на том, что тоже смотрю на ее туфли, яркий Christian Louboutin, переливающееся зеленое платье — в этом так много вызова, но и много удовольствия.
— Ненавижу одеваться скучно — говорит Анна. — Я из Краснодара! Люблю цвет, хорошую одежду. У меня не было токсикоза во время беременности. Единственный раз меня затошнило, когда я зашла в свою гардеробную и увидела одни серые и черные вещи. Мне стало плохо. Я накупила разноцветной одежды и ходила всю беременность так ярко, как только могла. С этих пор у меня негативное отношение к блеклой одежде и обуви. Я их даже в руки не возьму!
Мы можем болтать и дальше, но ее ждут на съемку. Я с сожалением выключаю магнитофон. Казачка плюс цыганка по крови, она азартно добирает все, чего у нее не было в краснодарском детстве. Роли, ангажементы, путешествия, романы, квартиры в Вене и Нью-Йорке, съемки для журналов. Анна — идеальный гламурный персонаж именно потому, что при этом выглядит абсолютно естественной. Как чуткий инструмент, она отвечает на вопросы именно так, как тебе бы хотелось, не цедит слова — ей не жалко, хватит на всех. У нее счастливая повадка любимой женщины, рядом с которой и остальным хорошо.
Фото: Peter Rigaud. Стиль: Alex Aikiu. Прически: Georgios Tsiogkas/Loox Agency. Макияж: Thomas Lorenz/Perfect Props. Ассистенты фотографа: Stephanie Del Monte, Katharina Zwettler, Florian Heske. Ассистент стилиста: Nina Kepplinger.
Редакция благодарит отель Sofitel Vienna Stephansdom за помощь в организации съемки.
Подпишитесь и станьте на шаг ближе к профессионалам мира моды.