Михаил Пиотровский в фойе Эрмитажного театра.
Слово «Эрмитаж» теперь звучит модно. Летом старейший русский музей прогремел выставкой Энни Лейбовиц. Потом поехал на Венецианскую биеннале современного искусства. Причем повез не какую-нибудь петербургскую гордость вроде новиковских неоакадемистов, а архивы московского концептуалиста Пригова. А теперь открыл и показывает до середины января в своих греческо-римских залах выставку абстрактных скульптур живого британского монументалиста Энтони Гормли. Неужели пала диккенсовская «лавка древностей», куда поколениями ходили на екатерининские шпалеры, «Данаю» Рембрандта и «Танец» Матисса? И куда смотрит директор, Михаил Пиотровский?
Всесильный хозяин Зимнего дворца и Дворцовой площади, запрещающий катки и разрешающий концерты Мадонны, «человек-шарф», Михаил Пиотровский давно уже больше, чем директор музея. Вот и сейчас он созерцает купола и шпили Петропавловской крепости через окно своей приемной: каменное лицо, одна рука сжата в кулак, в другой — конторская папка, очки-прямоугольники в металлической оправе, темно-синий костюм с галстуком в тон... Пиотровский то ли колосс — Петр Первый в исполнении сталинского любимца артиста Симонова, то ли «красный директор» эпохи Черномырдина.
— Михаил Борисович, а что нужно сделать, чтобы вы сняли шарф?
— Мне снять шарф? Пожалуйста! — Пиотровский тут же стягивает свое легендарное черное кашне.
— А повязать по-молодежному можете? Ну, хомутом?
— Так?
Фотограф делает почти что исторический кадр. А я цитирую Пиотровскому ответ пресс-службы Эрмитажа на мое письмо, согласится ли их директор переодеться ради съемки для VOGUE: «Нет, он более чем серьезный человек». Серьезный человек начинает улыбаться.
— Мой стилист — жена, она предлагает, я соглашаюсь, если мне нравится. Вот шарф. Всем постоянно интересно, зачем я его ношу. А мне просто нравится. Как пятнадцать лет назад надел, так и не снимаю. Когда выхожу из дому, я всегда в шарфе. Пойдемте лучше в залы, только мне надо дверь запереть.
И Пиотровский натурально достает из кармана связку ключей, выставляет нас из приемной, запирается внутри и появляется с черного хода из-за угла.
У его помощников — выходной (мы встречаемся в воскресенье), а Пиотровский, которому в декабре исполняется шестьдесят семь, заехал выступить перед студентами. Эрмитаж придумал новую программу для юношества — с лекциями, мастер-классами и конкурсами вроде «Угадай, какой шедевр в каком зале».
Время до лекции еще есть, и директор ведет меня показывать выставку Гормли. Через зал Августа, где подле бюстов Тиберия и Нерона на постоянной основе выставлен авангард скончавшейся в прошлом году бабушки современного искусства Луизы Буржуа, в зал Диониса и Римский дворик.