Южный поток

Яркие принты и сексуальные платья в духе Джанни Версаче задают тон всему новому сезону. Что бы это значило, выясняет Ольга Михайловская
Сексуальные платья с яркими принтами в стиле Версаче возвращаются в моду | VOGUE

D&G; Balenciaga by Nicolas Ghesquière

По московским улицам мимо меня снуют стайки возбужденных барышень с пакетами Versace для H&M. Их радость кажется искренней и всеобъемлющей — а ведь эти девочки были совсем крошка­ми, когда в 1997 году Джанни Версаче был убит на пороге своего до­ма в Майами-Бич. Они взрослели в эпоху совсем других кумиров — и тем не менее готовы в шесть утра занимать очередь, чтобы купить эти вещи. У нас, тех, кому за тридцать, они вызывают ностальгию по тем благополучным временам — но что для юных модниц эти яркие краски и гигантские цветы, эти золотые меандры и облегающие, как вторая кожа, переливающиеся платья?

Versace, 1991; Versace, 1993

Реабилитация стиля Версаче началась как-то лавинообразно. Его барочные принты прогремели в последней весенне-летней коллекции D&G, а до того — у Loewe, Rochas, Carven и Mary Katrantzou. Краси­вейшая черная пантера, крадущаяся по пушистому кашемиру, золотые полумесяц и солнце, немедленно вызывающие в памяти Медузу Версаче, появились у готического интеллектуала Рикардо Тиши в коллекции для Givenchy. Масла в огонь подлила Леди Гага, надев сначала винтажное, а затем и современное платье Versace. После чего в прессе появились сомнительные комплименты: «Впервые оделась «по-человечески». Неизвестно, порадовал ли подобный вердикт фрикующую звезду, но она в последнюю очередь похо­жа на человека, совершающего случайные поступки в части имиджа. Так что тенденция очевидна.

Emilio Pucci; Giambattista Valli

Наивно было бы полагать, что Versace — это всего лишь культо­вые принты, блестки и стразы. Versace — это стиль жизни, ­бескомпромиссный в своем стремлении к красоте в ее классическом понимании, без полутонов и интел­лектуальных оговорок. Джанни Версаче — южанин, а юг — не место для упражнений ума. Здесь не терпят уступок и недоговоренностей.

Вероятно, именно с этой откры­тостью и связана ностальгия по его стилю. Мы пережили поздние девяностые с их культом бедности и минимализмом. И богатые нулевые, при всем своем благополучии не желавшие отказываться от скоропортящейся постмодернистской иронии. ­Теперь у нас очередной виток минимализма, хоть и романтичного, и бесконечное рет­ро. Так почему в этих исканиях прошлого не может быть места Версаче с его почти античным культом тела и абсолютной красоты?!

Moschino; Paco Rabanne

Именно Джанни мы обязаны возникновением понятия «топ-модель», о котором в последние годы успели подзабыть и по которому тоскуем. Десятилетие милых девочек, похожих друг на друга, как родные сестры, постепенно уходит в прош­лое, и на их месте появляются модели с ярко выражен­ной индивидуальностью, женщины «под тридцать»: такими были Линда, Кристи, Клаудия и Наоми. Оглушительный триумф тридцати­летней голландки Саскии де Брау и двадцатишести­летней француженки Эмилин Валад тому подтверждение. Они рекламируют Chanel, Etro, Paul Smith и, конечно, Versace. Дело тут не в возрасте как таковом, а в уверен­ности в себе. Саския и Эмилин — не девочки, из которых можно лепить все, что хочется дизайнеру и стилисту. Это взрослые женщины, хорошо понимающие, чем занимаются: о чем коллекция или съемка, что хотел сказать дизайнер, стилист, фотограф. И дипломы историков искусства им в этом, безусловно, помогают.

Salvatore Ferragmo; Versace, 1997

Конечно, ничто не повторяется буквально. Супермодели девяностых были совершенными су­ществами, божественными созданиями, не имевшими отношения к реальной жизни. Нынешние — скорее женщины с хорошим образованием и воспитанием. Они боль­ше напоминают актрис, причем европейского, а не голливудского разлива. Это и понятно — мода, как ни крути, стала интеллектуальнее.

Но ведь и Версаче цитировал античность, ампир, нео­классику, да и вообще всю историю искусства. Дизайнер создавал одежду для взрослой женщи­ны, а не миловидной девочки-подростка. Именно такие взрослые женщины сильным характером смогут вынести и лощеный минимализм Céline, и ретро­иро­нию Prada, и подыграть истинной леди Louis Vuitton, и осознать соб­лазнительную готику в исполнении Givenchy by Riccardo Tischi. Они поймут, что имел в виду Марк Джейкобс и какие фильмы смот­ре­ли Доменико Дольче и Стефано Габбана, задумывая очередную коллекцию. И смогут стать новыми топ-моделями, пусть даже кто-то придумает для них другое название.

Roberto Cavalli; Michael Kors

И хотя Донателла Версаче утверждает, что вместе со стилем Versace возвращается откровенная сексуальность, мы понимаем, что на самом деле мода пытается вернуться к истинным ценностям, и классический идеал красоты — одна из них.

В тот момент, когда я поставила точку в последней фразе, в почтовый ящик упало письмо: следующую коллекцию H&M дела­ет в сотрудничест­ве с Marni. Вот и рассуждай после этого о судьбах и путях­ развития моды. Ведь если и есть в этой индустрии антиподы, то это как раз Versace и Marni. И их мирное сосуществование в рамках не только одного рынка, но и одного гардероба — лучшее дока­зательство того, что мода никогда уже не будет столь догматичной, как во времена великого Версаче. А вот красивой, как у него, быть обязана!

Фото: Jason Lloyd-Evans; Advertising Archive; Rex Features/Fotodom; Corbis/Foto S.A.; Архив VOGUE.

Подпишитесь и станьте на шаг ближе к профессионалам мира моды.