Основа Le Blanc de Chanel; тональный крем Vitalumière Aqua Compact, Beige; корректор Éclat Lumière, Beige Clair; румяна Joues Contraste, Tweed Brun Rosé; тени Ombres Contraste Duo, Misty-Soft; тушь Inimitable, Noir; карандаш для бровей Crayon Sourcils, Brun Naturel; карандаш для губ Le Crayon Lévres, Rouge 24; помада Rouge Coco, Cambon 31; все Chanel.
Шелковые жакет и брюки, Yves Saint Laurent; серьги из металла, смолы и стразов, Prada.
Я всегда была уверена, что моя кожа должна быть белой, поэтому скрывалась от палящих лучей на пляже. Выискивала самые светлые пудры среди копченых и розовых оттенков. Наконец, я презирала румяна и вообще все, от чего случался румянец. Периодически меня спрашивали, где меня так обсыпали мукой или на какой стройке я упала лицом в мел, но я стойко держалась «белокожей версии красоты», чувствуя себя мятежной и неповторимой. Пока однажды не встретила абсолютного и недосягаемого конкурента. Причем в темном длинном коридоре своего института кинематографии.
Это была вообще-то студентка с факультета киноведения, но нашей и советской она была только наполовину. Часть ее тела по шею было одета по-человечески и передвигалась. А сверху была «раскраска гейши» — меловое лицо, маленький, как яркий лепесток, рот, глаза, подведенные углем со всех сторон, и даже, кажется, внутри века, как черные миндалины, горка идеально зачесанных со лба волос. Гребни и палочки в прическе. Это неподвижное лицо плыло вдоль аудиторий, как фарфоровая чашечка. Казалось бы, творческий вуз, а не общественный транспорт, но все были повержены. Рядовые граждане шарахались, как от пугающего посмешища, а кто попытливей, стали очаровываться «гейшеобразной» студенткой. В конце концов и я попала в круг ее общения — между лекциями она всегда выходила на лестницу и курила.
Там-то я увидела, как на ее невероятно искусственном лице открывается рот и вместе с дымом вылетают фразы, подведенные глаза мерцают от солнца из окна. Как она дышит, а на маленьких ручках сверкают колечки. Среди брошенных окурков и фигур студентов, одетых в растянутые свитера, она выглядела принцессой. Экономный расход слов, граничащий с молчаливостью, а иногда и с глухотой, когда собеседник так и не получал ответа на вопрос, придавал этому образу силу сфинкса. Парни стали советоваться, как ее пригласить на свидания. Я советовала делать это письменно.
Именно так ко мне на редакцию попало письмо одного бурятского сценариста. Мне было представлено версий пять, в последнем было просто признание в любви. Она жестоко посмеялась над ним, переправив письмо толстой сценаристке в очках, которая потеряла сон и покой. Все кругом бегали с разбитыми сердцами. Она же выходила из института, покуривая и усмехаясь. Иногда мы вместе шли на троллейбус. Я думала, она будет прятать лицо в толпе измученных перестройкой граждан, все-таки это не дружественная территория института, а правда жизни, но и здесь она побеждала своим мейкапом. Если на ней была короткая юбка, троллейбусные мужчины и вовсе распоясывались, принимая нашу «гейшу» за нечто родное и однозначно зазывное. Не то чтобы они приставали — они вынимали свои запрятанные бутылки из портфелей и немедленно предлагали выпить. Бутылки в руках дрожали от возбуждения... То есть у них сносило голову от такой сказки внутри троллейбуса. А она смеялась, как фарфоровая куколка.
Казалось, ее всесилию и неуязвимости не будет конца, пока один очарованный ею юноша-режиссер не сказал мне однажды: «Я знаю, что мне нужно сделать, чтобы она покорилась. Я умою ее». Я была уверена, что это невозможно, что эта кожа именно такая белая, а крошечный рот — вишневый, и это несмываемо!
Прошло недели две. Она пропала. Стали ходить непонятные слухи. В деканате повесили объявление об угрозе отчисления и несданных экзаменах, в общежитие за ней высылались гонцы — она не открывала. Наконец, на третью неделю она появилась. Вместе с режиссером. Вся умытая. Одетая в его бесформенный свитер! С желтоватой кожей. Словно без лица. Я пыталась рассмотреть черты этой полузнакомой женщины — они словно стерлись, а новые не обозначились. Режиссер словно расколотил фарфоровую чашку и наслаждался своим вандализмом. Она кротко продолжала курить между лекциями.
Он оставил ее года через три. Она пришла просить у меня денег на врача, пыталась купить пистолет, чтобы «прострелить ему эту барсетку с важными документами, которую этот болван всегда носит с собой»... На платье у нее была кровь. Она даже восстановила подобие своего того, прежнего макияжа гейши, но что-то поломалось в этой маленькой статуэтке. Она плакала.
А режиссер со временем сделал серьезную карьеру, но я всегда ненавидела его фильмы. В них он убивал всех своих героинь.
Стиль: Katerina Mukhina. Прически: Laurent Philippon/Calliste. Макияж: Fulvia/Bryan Bantry. Маникюр: Kamel/B Agency. Модель: Anais Pouliot/Elite. Ассистенты фотографа: Fred Bealet, Doviles Babraviciute, Jimmy Mettier. Ассистент стилиста: Liesa Stecher. Ассистент парикмахера: Kazue. Ассистент визажиста: Arianna Campa. Продюсеры: Angela De Bona, Елена Серова.
Подпишитесь и станьте на шаг ближе к профессионалам мира моды.
Фото: Patrick Demarchelier
