Империя Александры

Парижская модница и телеведущая Александра Голованофф приглашает в свою квартиру с захватывающей русской историей
Александра Голованофф фото и интервью с французской телеведущей | VOGUE

На стене в прихожей — рисунок. Светловолосая девушка берет интервью у снежного человека. Подпись: «В прямом эфире из Тибета. Александре — с дружбой, Жан-Шарль де Кастельбажак». Передача, которую ведет красавица Александра на французском ТВ, называется «Блондинка и я». «Блондинка» — это она, а «я» бывают разные — Пьер Берже, Карл Лагерфельд, Карин Ройтфельд.

Первое, что я узнаю, — эта квартира в самом центре Парижа, на рю дю Бак, раньше принадлежала Ромену Гари. Русский еврей, эмигрант, военный летчик Роман Кацев дважды изобрел себя как французского писателя, став сначала Гари, а потом Даниэлем Ажаром. «Он умер здесь, теперь это моя комната», — говорит Александра. Я подскакиваю на месте. Гари ведь застрелился — после смерти своей жены. «Нет, я не чувствую никакого негатива, — отвечает Александра. — Тут все эмоционально заряжено, но позитивно».

Она все-таки русская, эта француженка! Фамилию унаследовала от отца, тоже родившегося во Франции. Два «эф» на конце указывают, что он — потомок первой эмиграции. В 1970-е родители работали в России, там она провела детство. Что запомнилось? Мороз, огромные улицы, которые невозможно перейти, лабиринты «Метрополя», в которых она заблудилась в четыре года, и автобусная остановка, на которой однажды осталась одна. Русcкие слова? «Я все забыла, зато о России напоминает это», — Александра показывает шкатулку каслинского литья на столике из карельской березы.

Каждая вещь поддерживает с ней особые отношения. Золотой обрезок рельса («я велела его позолотить»), ампирный комод с разноцветными свечами («это родительский»), большая церковная свеча на полу у камина («с крещения Виржиля, моего сына»). То, что от прежней квартиры остались одни окна, а остальное перестроено, ее не смущает: зато никаких бесконечных парижских коридоров с кухней в конце.

Квартира завернута в кольцо, все комнаты проходные, и дети живут в смежных, отделенные от родительской спальни общей ванной и гардеробной. Над кроватью двенадцатилетней Милы — картина, которая висела в детстве в комнате Александры. Девушка в белом платье в солнечном проеме двери с развевающимися шторами. «Мама тогда говорила, что, когда мне будет восемнадцать, у меня будет такое же платье. Но когда мне исполнилось восемнадцать, я уже хотела выглядеть совсем иначе». И она показывает на одну из висящих в доме работ американского фотографа Алекс Прагер: «Очень люблю ее вещи: бывшая манекенщица, молодая, страшно талантливая, у нее настоящее кинематографическое видение».

Помимо фотографий в квартире всего четыре старые картины. Две — из семьи мужа, журналиста Шарля Ноли: юная двоюродная бабушка и историческая сцена; две — из ее семьи: маленькие русские пейзажи. Остальное — современное искусство. Фото Прагер, белые гипсовые кристаллы-деревья, части декорации с последнего показа Chanel в Grand Palais и виртуозно собранная из спи­чек голова крокодила, работа британца Дэвида Мака. Александра давно приглядывалась к его скульптурам, но удерживалась, пока не встретилась лицом к лицу с этой разноцветной рептилией: «Вы посмотрите, он улыбается, он совсем не злой!»

Во всех комнатах — пирамиды коробок, собранных строго по цветам. «Такие красивые, я не могла их выбросить». Настоящая инсталляция: рыжая горка — Hermès, белая — Chanel, увенчанная сверху в качестве последнего штриха маленькой голубой коробочкой Tiffany. Они пустые? «Некоторые полные». Александра страшно любит коробки, ларчики и шкатулки и просто не может пройти мимо них в антикварных рядах. А на проверочный вопрос, что лежит в третьей коробке сверху справа, уверенно отвечает: «Шитье».

Прошлая квартира Александры Голованофф была у Эйфелевой башни. И башня теперь следует за ней. На каминной полке — в виде ламп. На кухне — в форме бутылки. Несколько башенок поменьше рассеяны по всей квартире и выглядывают из углов. «Я стала их коллекционировать, мне их дарят. Но я возьму в эту компанию не всякую башню. Только особенную».

Особенная башня, даже целая связка, лежит на столе. Это подарок Карла Лагерфельда. «Мы делали там съемку, а вокруг ходили продавцы сувениров с охапками этих башен. Карл сказал: «Я беру все!» — нанизал их на кольцо из проволоки и украсил меня настоящей короной, как статую Свободы».

Две ее большие черно-белые фотографии работы Лагерфельда висят в спальне — единственные в квартире изображения хозяйки. Она сама считает, что ее и так более чем достаточно, но настоял муж. И правильно сделал, потому что вся эта квартира — вокруг Александры.

На рю дю Бак они живут год. И проживут еще три — так она решила, потому что терпеть не может долго оставаться на одном месте. Ее дом — не стены, а вещи. Стол из родительской квартиры, лампы на тяжелых стальных основаниях из тракторных осей, которые сделал ее отец-антиквар, украсив ампирными бронзовыми фигурками. Тяжеленные, но ничего не поделаешь. «Я очень сентиментальна. Все, что вокруг меня, — как ком снега, который становится все больше и больше, пока катишь его по жизни».

Прическа: Frederic Birault/Labelagence. Макияж: Angelik Iffennecker/Marie-France. Ассистент фотографа: Claude Weber. Продюсеры: Юлия Мелконова, Елена Серова

Подпишитесь и станьте на шаг ближе к профессионалам мира моды.

Фото: Xavier Beot