Колье контессы

Писатель Эдуард Лимонов – о магии, которую прибавляют драгоценности взаимоотношениям полов
Писатель Эдуард Лимонов о взаимоотношениях полов и силе влияния драгоценностей | VOGUE

Один мой знакомый ловелас, скривившись, выдавил как-то из себя: «Я не люблю ювелирные изделия на женщинах, о них вечно исцарапаешься...» Это профессиональный взгляд на интимные отношения: роза удобнее без шипов. Но, конечно, сверкающие камни прибавляют магии отношениям полов. И стоимость сверкающих камней на шее и в ушах — также добавляет. Казалось бы, не должна, вроде бы стоимость — противоположная материя, но ей-богу, тяжелая сила богатства, как крепкие и глубокие духи, заставляет голову сделать несколько кругов кряду. Титул, кстати говоря, также имеет силу. Натуральная, родившаяся от отца графа и матери графини, контесса, давит своим титулом на мужчину.

Контесса явилась к нему в студию на улице Архивов и была поражена. Она привезла кашемировый теплый-претеплый черный шарф, широкий и длинный, и бутылку Veuve Clicquot, вокруг горлышка которой и был повязан шарф. Она нашла его студию ужасной, ну просто кошмарной своим убожеством, прошлась по ней, заглянула в туалет. Туалет был с мотором. Когда посетитель нажимал на клапан сливного бачка, мотор включался. И должен был проталкивать дерьмо через узкую трубку в широкую трубу канализации, идущую по фасаду средневекового здания. Должен был, но не всегда проталкивал. И тогда дерьмо поднималось в соседствующую сидячую ванну. Он ей объяснил про мотор и ванну. Она содрогнулась, пробормотала: «Quel Horreur!»

Он обнял ее сзади в дверях этого чудовищного туалета. Ее тело было сильным. Завиток черных свежих волос выбился из прически и покрыл украшения на ее шее. Они познакомились вчера вечером и уже успели made love в ее квартире на улице Короля Сицилии. Сутки спустя она явилась к нему. «Я хочу посмотреть, как ты живешь!» «Вот и смотри», — подумал он. Он уже успел понять, что нравится ей.

Они выглядели так. Она — женщина, стремительно приближающаяся к сорока годам, высокая, до сих пор еще стройная, с твердой талией (может быть, она делает упражнения, подумал он), сильными смуглыми сиськами и бедрами. Длинноногая и узкоплечая, как и полагается графине. Скандальная, прошедшая через многие руки. Была замужем за известным издателем, работает в прославленном Доме моды. Прошлой ночью она поставила к своему ложу бутылку простонародного пива, с закручивающейся пробкой, и несколько раз за ночь прикладывалась к бутылке. Ее звали Жаклин.

Он, эмигрант из Восточной Европы, парень моложе ее лет на десять, судьба приземлила его в Париже, и ему нравилось, что это случилось. От французских мужчин он отличался безоглядной наглостью и железобетонной уверенностью в себе. Это был его первый год в Paris, первая студия в Paris и первая контесса, встретившаяся ему в жизни.

Он правильно решил, что девка есть девка, даже если она контесса с какой-то, как она сказала, особо древней кровью провинции Лангедок в венах. Ночью она сказала ему в перерыве между makе love: «Знаешь, иные шлюшки считают себя графинями потому, что сумели женить на себе графа. У меня все предки титулованные, начиная с Крестовых походов... Представляешь?»

Он сказал ей на смеси английского и французского, что девка есть девка, и судя по тому, как она учащенно задышала и прижалась к нему, он понял, что его к ней отношение ей нравится. И что ей нравятся грубости, и ночью вел себя с ней соответственно. На самом деле он не был так уж груб, вполне отесан, читал Флобера и Бодлера. Но женщин уже понимал.

У него было несколько кусков березового бревна, отпиленного на стройке от забора, за забором реконструировали универсальный магазин. Он сложил дрова в старенький камин и зажег их. Хозяйка студии, старушка мадемуазель Но, предупредила, чтобы он не вскрывал камин, однако у него закончились небольшие сбережения, отапливаться электрическим «шоффажем», имеющимся в студии, ему было дорого, потому он вскрыл камин, и стало ясно, что мадемуазель Но просто не хотела, чтобы он пользовался открытым огнем в ее студии.

— Камин в Paris не роскошь, а скорее отопление бедных, да, Жаклин?

Они уселись на пол перед камином и пили Veuve Clicquot из грубых стаканов хозяйки.

— Да, Paris строился в доиндустриальную эпоху. Тогда только каминами и отапливались. Самое примитивное отопление и очень опасное. Столько пожаров из-за них.

Она смотрела на него взволнованно. Убожество его студии, видимо, как написали бы в старых романах, «отогрело ее огрубевшее циничное сердце». Она ведь родилась и жила совсем в ином мире — мире навощенных паркетов и больших светлых окон. Ее муж-издатель дружил с президентом Помпиду и актером Аленом Делоном. Она была замешана в скандале под названием Affaire Marcovici. Марковичи был телохранителем Делона, его нашли убитым после оргии, в которой участвовала тогда еще юная Жаклин, Делон и Помпиду с женой. В ее квартире на улице Короля Сицилии только одна гардеробная комната, где хранились платья и туфли, была в два раза больше его студии.

После «Вдовы» они стали пить дешевый и вонючий ром Negrita, у него была литровая бутылка. Контесса поглядела на этикетку с негритянкой и покачала головой. Но отважно, совсем по-мужски опрокинула свой стакан. И этим, как написали бы в старинных романах, «согрела его огрубевшее сердце». Аристократка, древняя кровь, молодец, девка. Он ласково схватил ее за горло и сжал. Он намеревался далее сдвинуть руку вниз и взять ее внушительную сиську, одну, потом вторую, но под рукой оказалось ожерелье. Он вспомнил, что французы называют ожерелье «колье» и что из-за колье Марии Антуанетты началась якобы Великая французская революция.

— Фамильные драгоценности?

— Да, Mon Colonel, именно они. Бриллианты. Целое состояние.

— Что, настоящие?

— Тебе же говорят — целое состояние.

— Ну сколько?

— Не буду говорить, а то ты меня зарежешь и сбежишь в Бразилию.

— Почему в Бразилию?

— Те, кто режет женщин, всегда бегут в Бразилию. Так пишут в газетах.

— И ты бродишь по улицам с целым состоянием на шее?

— Я хотела сделать тебе приятное. К тому же отличить старинные бриллианты от купленных за сто франков в Латинском квартале стекляшек, отштампованных в Гонконге, мало кто в состоянии. Когда я иду в моем старом пальто, никому в голову не придет. Посмотри, как они горят тонкими, острыми лучиками.

Он все-таки добрался до сисек контессы, затем они надолго отправились в область взаимного гипноза, иллюзий, внушения и самовнушения. Бриллианты остались на Жаклин и работали совместно со свечкой и красными бревнами в камине, посылали лучи и перекрещивали их.

Потом они лежали на спине, и он гладил ее то по животу, то по сиськам, то по бриллиантам.

— Без драгоценностей женщина проста и не одета, — сказала Жаклин.

— А как быть тому, у кого их нет?

— Раздобыть. Для начала пойти на панель, затем соблазнить богатого джентльмена, истереть свою pussy до дыр, но иметь драгоценности. Ты заметил еще одно мое украшение, цепочку на правой щиколотке?

Он заметил. Когда она принимала его в себе, лежа на спине, эта цепочка вздрагивала за его левым плечом вместе со щиколоткой и узкой ступней контессы.

Впоследствии они узаконили роли. Она — взбалмошная, ненадежная, скандальная, всегда пребывающая лишь в настоящем времени, вполне способная лечь под водителя такси в своих бриллиантах. Он — животное, brut, всякий раз насилующий непослушную кобылицу, грубый гунн с Востока, проникающий бесцеремонно в ее древнюю плоть, сделанную поколениями полупьяных аристократов в спальнях замков Лангедока.

И следует сказать, у них хорошо получалось взаимодействие. И в его дымной студии, под красные березовые дрова, мирно тлеющие в камине. И в ее огромной, как амбар, квартире, на кожаном ложе, сделанном для нее самим Старком. Так они жили. Они говорили друг другу грубости и находили в этом удовольствие. «Шире раздвинь ноги, еще шире! Подними зад!» — кричал он ей. «Сделай меня беременной, my muscular man!» — стонала она.

— Что кричали заводские девки, когда они были под тобой? — интересовалась она, он рассказал ей, что работал на заводах. — Я тоже буду так кричать. Научи меня ругательствам на твоем языке!

Он научил.

Однажды он нашел ее колье, упавшее за только что сложенный им диван, ночью служивший им ложем. Он позвонил ей и сказал, чтобы она приехала и забрала свое целое состояние немедленно. У него такая хлипкая входная дверь, что, не дай бог, кто вломится, а тут колье.

Она хохотала.

— Вот сейчас пойду в полицию и скажу, что ты меня ограбил. К тебе придут и найдут мои бриллианты.

— Я скажу, что ты забыла их у меня.

— А я повторю, что ты меня вчера вечером ограбил на улице. Полиция поверит мне, потому что я француженка и контесса.

— Прекрати, Жаклин!

— Прекращаю, — сказала она. — Признаюсь, я нарочно оставила колье у тебя, чтобы проверить тебя. Поздравляю, ты прошел проверку.

— Ты еще хуже, чем я о тебе думал.

Они не ушли тогда друг от друга. Она приехала с «Вдовой», и все закончилось тем, что она надела колье ему... на яйца.

— Ты единственный достойный носить мою фамильную драгоценность!

Их неожиданно разбросала жизнь. Случилось так, что он уехал и потом не смог вернуться во Францию. Через много лет он оказался в тюрьме в его родной стране. Как-то разносивший почту зэк (в тюрьме его называли «грамотный») принес ему открытку из Республики Панама. «My muscular man, — писала она. — Сегодня вспоминала тебя и поцеловала мое колье, которое, ты помнишь, я как-то надела тебе на яйца. Мы так смеялись... Твоя Жаклин».

Тональный крем Diorskin Nude, 020; пудра Loose Powder Gold Dust, 431; корректор Skinflash, 001; карандаш для бровей Sourcils Poudre, 593; тени 5 Couleurs, 524; тушь Diorshow New Look, 090; помада Diorific, 038; лак Diorific, 751, все Dior.

Стиль: Ekaterina Mukhina. Прическа: Christian Eberhard. Макияж: Alice Ghendrih. Маникюр: Yana Marquise. Модель: Jacquelyn Jablonski/Elite Paris. Ассистенты фотографа: Frederic Congiu, Hugo Mapelli, Olivier Looren. Ассистет стилиста: Julia Brenard. Продюсеры: Alexandre-Camille Removille, Elena Serova.

Подпишитесь и станьте на шаг ближе к профессионалам мира моды.

Фото: Catherine Servel