Жиль за царя

Жиль Зандер вернулась в Jil Sander – и первой же коллекцией доказала, что не напрасно. Ольга Михайловская встретилась с классиком минимализма
Жиль Зандер интервью с дизайнером вернувшейся в Jil Sander | VOGUE

Одно из самых ожидаемых со­бы­тий этого и без того богатого на новости сезона — возвращение Жиль Зандер в собственный Дом. К тому, что дизайнеров изгоняют из созданных ими же Домов, мы, к сожалению, уже привыкли, но вот обратная история, да еще после семилетнего перерыва, выглядела едва ли не утопией.

Впрочем, вся история этой марки подверже­на неочевидной, но вполне профессиональной логике. Сегодня имя Жиль Зандер ассоциируется в первую очередь с девяностыми, эпохой минимализма и андрогинности, которые, собственно, и были главными козырями до того не слишком известного дизайнера из Германии. Но на самом деле свой бренд она создала намного раньше — в 1968 году. Просто тогда время ее еще не пришло. В 1975-м Жиль Зандер показала свою одежду в Париже и с треском провалилась. Она пришлась не ко времени оборок, цветов и прочих романтических затей той эпохи. А впереди еще были восьмидесятые со всей их агрессивностью, сексуальностью без границ и прочими излишествами. Но уже в 1985 году Зандер становится первым немецким дизайнером, который показал свои коллекции в Милане. Чуть рано для ее лаконичной, на грани аскетизма одежды? Конечно, но она не боится быть впереди. А ее идея, что тело, его формы и линии, гармония, данная ему природой, нуждается не в декоре, а в одежде, которая подчеркнет его совершенство, уже начинает будоражить сознание будущих фанатов минимализма. К началу девяностых, когда Жиль Зандер открывает бутик в Париже, она уже звезда!

«Девяностые были временем надежд и иллюзий, — говорит дизайнер. — Падение железного занавеса, интернет, первые ощутимые плоды глобализации. Казалось, будущее, то самое, о котором мы так долго мечтали, наступит с минуты на минуту. Я лично надеялась, что мода наконец оставит ностальгию по прошлому и повернется лицом к прекрасному будущему. Что люди захотят одеваться так, чтобы достойно это прекрасное будущее встретить».

Все, что происходит с Жиль Зандер потом, — словно срез истории моды рубежа веков. Абсолютный успех в девяностые, символом которых она становится, продажа существенной части акций Prada Group, разумеется, для того, чтобы марка могла развиваться быстрее и эффективнее, конфликт с генеральным директо­ром Prada Патрицио Бертелли, увольнение Зандер из Jil Sander, недолгие безуспешные попытки новых хозяев сохранить лицо, свое и бренда, перепродажа, ее эпизодическое возвращение и, наконец, окончательный уход.

На пост креативного директора был назначен бельгиец Раф Симонс, дизайнер, не просто близкий Жиль Зандер по духу, но почти точно совпадающий с ней в траектории развития. Следующие семь лет марка жила и развивалась в полном соответствии с заветами своей основательницы. Никто ничего не декларировал, но было понятно, что вот именно так и могло бы быть при ней. Уникальность ситуации состояла не только в полном эстетическом единении, но и в том, что талант Рафа Симонса оказался равен дарованию Жиль Зандер, как бы высокопарно ни звучало подобное утверждение.

Поэтому шестидесятивосьмилетнюю Зандер ждали с некоторым трепетом. Боялись разочарования. Мало кому удавалось в таком возрасте сохранить «остроту зрения» в этой индустрии, а уж о возвращении и вовсе речи не шло никогда! Случилась, конечно, в истории одна сенсация подобного рода. И это была великая Шанель. Которой, кстати, в то время исполнилось семьдесят!

Но чудо произошло. Жиль Зандер вернулась, словно никуда и не уходила, а без перерыва все эти семь лет выпускала свои коллекции на эту самую площадку. Никакого отставания, никаких воспоминаний о прошлом, которые она всегда терпеть не могла.

Коллекция, словно вырезанная лазером из хрустящих, как бумага, тканей, медицински-точные сочетания белого с ярко-оранжевым, синим, бордовым. Платья и жакеты, скроенные так, что кажутся парящими в воздухе, словно тело и не держит их вовсе, кожаные пояса, которые расчерчивают силуэт пополам, а не примитивно подчеркивают талию. Девочки, похожие на медсестер будущего, строгих и прекрасных.

Так в чем же разница между модой того времени и сегодняшней?

— В девяностые у дизайнеров было больше свободы, — отвечает Зандер. — Мода находилась в поиске. Улица начала всерьез влиять на профессиональную моду, и в то же время мода стала глобальной рыночной­ силой. Образовались супербренды, и продавцы стали­­ очень ос­торожно относиться к экспериментам любого рода. А мы, в свою очередь, научились ­понимать, что потребителя в его стремлении к новому надо принимать всерьез. Что ему уже недостаточно всепоглощающего рынка аксессуаров. Так что я чувствую, что тренд, заложенный в те годы, развивается сегодня. И мы снова в строю.

Верит ли Жиль, что сегодня еще есть возможность найти что-то новое в моде, создать то, чего еще не было? Ведь это именно она сказала как отрезала: мода сегодня не более чем набор цитат из прошлого, вариации на тему винтажа.

— Я верю в то, что есть ясность и простота, очарование уверенности в себе, которое мы видим у молодых и которое еще пока не превратилось в язык новой моды. А лаконичный крой, чистые линии и органичные пропорции дают людям энергию. Я все время думаю об одежде буду­щего, которая будет подчеркивать индивидуальность и освобождать.

Чистота форм — один из главных признаков ­дизайна Жиль Зандер. Где она каждый раз ищет новые формы и структуры? И ведь находит!

— Современные формы идут от самого тела. Я никогда не мыслю абстрактно, а начинаю коллекцию с тщательной разработки тканей, затем думаю над конструкциями, потом делаю примерку за примеркой, очень много примерок, и так — пока не нахожу правильную форму. Разумеется, подсознательно на меня влияют искусство и архитектура — все, что я вижу вокруг, за чем наблюдаю каждый день.

Она коллекционирует современное искусство, ее любимый художник — Фрэнсис Бэкон. Но она вписывает свой минимализм в куда более широкий контекст, в котором находится место и немецкому Ренессансу, и Баухаузу.

— История Германии сильно повлияла на нас и наши вкусы. Многие века Германия была раздроблена на мелкие государства, а это значило, что в ней не существовало центра с двором, вокруг которого концентрируется знать с ее несколько театральной культурой, тягой к показной роскоши. Так что народ одевался в соответствии с утилитарными представлениями. А потом была еще и Тридцатилетняя война, которая сделала жизнь суровой и аске­тичной на многие века. Ну и наконец, протестантство, в котором все внешнее признается суетным и не важным. В общем, тем или иным образом все это и привело к появлению такого направления, как Баухауз. Ну и немаловажно, что Германия была не слишком богатой страной, в которой были развиты ремесла и ремесленники создавали предметы для долгой жизни, это привело к естественной простоте форм и вниманию к деталям.

Впрочем, немецким дизайнером Зандер себя не считает.

— Если и существовала в моде такая вещь, как национальный язык, то он давно уже переведен на глобальный. И все страны свободны в его использовании. Я ощущаю скорее глобальные влияния, особенно современного искусства. И язык дизайна, который я разрабатываю и который пытаюсь найти, отнюдь не региональный. Ровно наоборот, я уверена, что мода интернациональна по сути и должна освободиться от любых фольклорных влияний, так же как наши машины и компьютеры.

Напоследок я делаю ей комплимент: она создает одежду, в которой женщина никогда не выглядит странно, смешно, театрально. В чем секрет? Как ей удается это сложение концептуальности и практичности?

— Спасибо. На самом деле все просто. Я никогда не стремлюсь к абстракции. Я работаю с реальным телом и ищу решения в его формах и пропорциях. В этом моя главная концепция, и именно поэтому моя одежда абсолютно органична.

Стиль: Camilla Pole. Прически: Halley Brisker/Jed Root. Макияж: Mel Arter/CLM. Модель: Kinga Rajzak/Elite London. Ассистент стилиста: Esther Taylor. Продюсер: Elena Serova.

Подпишитесь и станьте на шаг ближе к профессионалам мира моды.

Фото: Emma Tempest