В расписание парижской Недели Haute Couture изменения вносятся каждый сезон. Старые заслуженные имена, чье присутствие само собой разумеется, например Givenchy, исчезают, новые появляются, и среди них совсем не те, от кого этого можно было бы ожидать. Есть и такие дизайнеры, кто пытается войти в эту реку во второй раз, — в этом сезоне это были Виктор Хорстинг и Рольф Снорен, вернувшиеся на кутюрную сцену после десятилетнего перерыва.
От дизайнеров, каждое высказывание которых превращается в фантастический перформанс, которых принято «обвинять» в излишней художественности, все ждали театра, феерии, арт-объектов вместо предметов одежды. А увидели сдержанный, на грани аскетизма, показ, в котором приняли участие сами дизайнеры. Они выпускали моделей, одетых в платья и накидки исключительно черного цвета, на импровизированную площадку и помогали им заново застегнуть или передрапировать наряды таким образом, чтобы каждая из них превратилась в часть пейзажа, который представлял собой японский сад камней.
При всей медитативной сосредоточенности и художественной цельности презентации напрашивалась странная мысль: коллекция состояла из очень точно продуманных и абсолютно носимых вещей, порой куда более носимых и даже практичных, чем готовая одежда Viktor & Rolf. Сами дизайнеры меж тем упорно стоят на своем: «Мы решили заново взяться за Haute Couture для того, чтобы жестко разграничить prêt-à-porter и искусство. Высокая мода — это наша лаборатория, в которой мы будем пробовать новые ткани, приемы, технологии». И будто в подтверждение этой мысли половина коллекции, выполненной полностью из черного джерси, пластикой и фактурой напоминающего неопрен, еще до шоу была продана в частную музейную коллекцию!
Это противоречие отлично иллюстрирует странную, двойственную ситуацию в сегодняшней Haute Couture и ее взаимоотношениях с prêt-à-porter. Раньше в этой системе все было разложено по полочкам. Существовала готовая одежда и Высокая мода, в разряд которой попадали уникальные вещи с определенным процентом ручной работы, строго пронумерованные и ни в коем случае не доступные для тиражирования. Чтобы принять участие в показах, то есть получить статус кутюрье, нужно было соответствовать нескольким условиям, среди которых обязательное наличие ателье именно в Париже и не менее пятнадцати сотрудников, в нем работающих. Потом синдикат милостиво пошел навстречу страждущим: возник институт членов-корреспондентов, среди которых оказались преимущественно итальянцы: Giorgio Armani, Versace, Valentino и представители дальнего зарубежья, например Elie Saab. Появились и guest members, приглашенные дизайнеры, в основном молодые французы, для которых кутюр — это в первую очередь именно то самое подобие лаборатории, о котором говорят Виктор Хорстинг и Рольф Снорен.
Мода prêt-à-porter тем временем тоже не стояла на месте. На фоне стремительного развития так называемой fast fashion, чудесным образом успевающей выпустить копию задолго до того, как на прилавках появляются оригиналы, готовая одежда становится все более сложной в исполнении. В ней появляются элементы ручной доводки: сложные вышивки, аппликации, способы отделки, недоступные самым современным машинам, сложнейшие принты. Часто используются уникальные ткани, выпущенные ограниченным метражом.
Современный кутюр в лице некоторых своих представителей также осуществляет встречное движение. Например, одна из новых звезд парижских Недель Haute Couture француженка с марокканскими корнями Бушра Жаррар, принципиально начавшая свою карьеру с кутюрных коллекций, тем не менее продает их в универмаге Bon Marché, а последний сезон и вовсе практически через неделю после показа появился в интернет-магазине Moda Operandi — случай доселе неслыханный, а точнее, невиданный. Да и сами ее коллекции далеки от традиционных представлений о Высокой моде: минималистичные, на грани аскетизма, и, что самое важное, абсолютно совместимые с повседневной жизнью современной женщины. Это очень французская по сути одежда, без лишних деталей и подробностей. Поэтому многие скептики утверждают, что как бы Жаррар сама ни претендовала на принадлежность к Высокой моде, по сути она делает идеальное prêt-à-porter. Хотя и показывает в рамках Недели Haute Couture!
Так что ситуация становится все более и более запутанной. То, что вчера было не просто нормой, но законом, сегодня трактуется весьма вольно. И пока ясно одно: слухи о смерти Haute Couture сильно преувеличены, а вот молва об относительной доступности похожа на правду. Но эта доступность скорее психологического свойства, а не материального, и Высокая мода вовсе не становится от этого менее желанной.
Подпишитесь и станьте на шаг ближе к профессионалам мира моды.
Фото: JASON LLOYD-EVANS