Растут года

Первые красавицы Москвы – о своем ощущении возраста
Тина Канделаки Ольга Свиблова и другие об ощущении возраста

Актриса Софья Карпунина — о праве молодости

на ошибки и прекрасные надежды

Когда ищешь свой стиль, а ведь именно этим ты занята, когда тебе двадцать лет, не обойтись без экспериментов. Юности прощается все. Поэтому лучше хорошенько оторваться сейчас, чтобы после тридцати и далее не было даже желания отчаянно метаться — сзади пионерка, спереди пенсионерка.

Помню, когда я работала в банке, занесла какие-то бумаги на заседание правления: на мне были неимоверные джинсы с золотыми пайетками и такого же характера майка. Когда я вышла, председатель правления банка спросил у всех присутствующих: «У нас что, где-то дискотека?» Мне не было и двадцати, и это воспринималось как милые шалости девочки.

На дискотеку, впрочем, я ходила так же. Пупок уже был проколот, оставалось начать красить волосы. Мама сопротивлялась до последнего и в итоге предложила мне альтернативный вариант — хну! Я не то чтобы хотела именно рыжий цвет — просто маме казалось, что это природное средство и оно не повредит волосам и здоровью. Пошатнулось только здоровье нервов, когда я поняла, что это надолго. Такое чудо советской промышленности, как хна, можно либо закрасить черным, если повезет, либо оставаться рыжей, пока волосы не отрастут. И все, что могла позволить мне хна, я попробовала — вплоть до сливового оттенка.

Потом маме пришла в голову еще одна блестящая идея. Знакомая ее знакомого, именно так, оказалась стилистом-парикмахером по имени Наташа, ей нужна была модель для выставки, мама спросила, не хочу ли я попробовать. Я хотела. Когда я увидела себя в зеркале, мне сначала даже понравилось (теперь я думаю, что это был гипноз). Несколько тощих длинных прядочек росли из того места, где голова соединяется с шеей. Остального просто не было, почти буквально — все было сострижено. Из оставшегося на голове был сооружен неимоверный начес в стиле восьмидесятых, который создавал ощущение гривы, правда, ощипанной. Когда я пришла домой, мама заплакала, а папа собрался оторвать Наташе руки. Но настоящая трагедия пришла на следующий день, когда я помыла голову и начес вместе с двумя баллонами лака смыло в канализацию. И тут я поняла, что с моими абсолютно прямыми волосами я теперь минимум год обречена ходить с прической мальчика-металлиста, который всю жизнь отращивал маленький крысиный хвостик.

Я сделала, что сделала бы любая в моем положении — заплакала. Зато после этого случая на место встали мозги. За пару лет я отрастила волосы до нормальной женской длины, к тому же с такой короткой стрижкой удалось избавиться наконец и от ненавистной хны. К двадцати я уже точно знала, чего хочу, что мне идет и как меня нужно стричь.

Следующий «переломный момент» настал где-то в двадцать три. В одной из студенческих постановок я играла гота, и на меня нацепили парик а-ля Клеопатра — черное каре с челкой. Мне настолько понравилась идея с париком, что я тут же приобрела себе точно такой же. Наши отношения с ним длились два сезона. Самое забавное, что я даже со своим мужем познакомилась, когда на мне был парик. Клим, видимо, решил, что я жгучая брюнетка, и влюбился. На следующий день я распустила волосы (а они были длинные — чуть выше поясницы) и надела шляпу. Клим очень странно смотрел на волосы.

Сейчас мне двадцать восемь, и у меня очередной период зудящего поиска: то ли подстричь челку, то ли сделать каре... Но в этот момент я вспоминаю Наташу. И как-то сразу успокаиваюсь. Думаю, пойду лучше покрашу ногти в зеленый. К тому же у меня недавно появилась накладная челка — была съемка в одном журнале с идеей кардинально поменять свою прическу для фотосессии, и я выбрала вариант накладной челки. Причем презентовала я этот образ у Клима на дне рождения. Мама спросила с сожалением: «Зачем ты это сделала?» — она не заметила подвоха, друзья и гости тоже, все были довольны моей новой стрижкой. И только один Клим тут же все раскусил. Ну, он-то уже привык к моим штучкам.

Так что, если подводить какой-то итог моим почти десятилетним экспериментам с внешностью, могу предложить: прежде чем краситься в черный или в платиновую блондинку, сделать каре или отрезать челку — возьмите парик, походите в нем пару дней. Этому меня научила моя профессия — здорово, когда есть повод примерить новый образ: вамп-макияж или, например, платье в пол в духе оскаровской церемонии и чувствовать себя при этом абсолютно естественно — ты же в кадре!

Режиссер Ольга Дыховичная — об удивительных

открытиях, которые случаются после тридцати

В тридцать лет ты точно знаешь, кем ты никогда не будешь. Я, например, уже не стану балериной. А ведь хотела. Благодаря своей маме на балет я начала ходить раньше, чем научилась читать, и уже в самом раннем детстве, как зритель, испытала восторг от танца, материального воплощения эмоций и чувств. Я тогда ничего не знала ни о любви, ни о страсти, ни о расставании, ни о страхе сближения, но через увиденный танец эти чувства как будто очертили ниши в моей детской душе, которые с возрастом наполнились опытом.

Конечно, я мечтала танцевать сама. И я помню экзамен в хореографическое училище: мы, девочки, стоим в ряд, и мимо нас чеканным шагом идет женщина-осанка, скользя взглядом по нашим ногам, рукам, иногда поднимая взгляд на чье-то лицо — это был знак того, что девочка будет допущена к следующему туру. Женщина-осанка прошла мимо меня. Увы, балериной мне не быть.

Но танцам в свои тридцать я нашла альтернативу. Сейчас я занимаюсь йогой. Наверное, потому что не умею проигрывать. В Нью-Йорке я открыла для себя хот-йогу — это двадцать шесть асан, которые делаются в комнате, нагретой до тридцати семи градусов, при этом инструктор только говорит о смене позы, но не показывает ее, что позволяет только тебе найти ощущение правильно сделанного движения, а горячий воздух разогревает тело, разрешая идти дальше в растяжке. Эти занятия совмещают в себе три важных компонента — йогу, как способ оживить тело, баню, когда через пот уходит все ненужное, и медитацию, которая очищает голову от суеты.

Только в тридцать я впервые ощутила ограничения тела, стала чувствовать и замечать его, выстраивать с ним отношения, беречь. Потому что резкое движение на неразогретую мышцу вдруг приносит боль, потому что ночь без сна вдруг делает невозможным радость от следующего дня, потому что образ жизни «машина–компьютер» делает твое тело похожим на стул, который невозможно распрямить без скрипа.

Впервые ощутила и другие лимиты — собственной смелости, пространства вокруг, которое из дающего превратилось в постоянное препятствие. Но именно в этом ограничении ты точно фокусируешься на том, что необходимо, и последовательно идешь к цели — и профессиональной, и позе верблюда в йоге. И если раньше казалось, что просто движение в направлении цели и есть все, что от тебя требуется, и качество черновика не имеет значения, то после тридцати черновик, попытка и процесс достижения становятся главными.

Теперь слово «дисциплина» не пугает меня, вызывая желание подросткового протеста, оно — неотъемлемая часть жизни. Раньше мне казалось, что можно с понедельника стать «правильной»: соблюдать режим, что-то не есть, что-то не пить, что-то делать всегда и что-то никогда не делать. Но потом я поняла, что эта дрессура держится на недоверии к себе, вроде ты придумываешь себе некоего контролера, чтобы сдержать от самой себя. И тогда я себя спросила, нравится ли мне моя жизнь, правильные ли у нее цели и результаты, хорошие ли люди вокруг меня, люблю ли я и забочусь ли о близких. И все ответы меня порадовали, и тогда я поняла, что не враг самой себе и не могу причинить себе вред тем, что съем макароны перед тем, как лечь спать в пять утра. Мои непоследовательность, спонтанность, нетерпеливость и даже лень — те качества, в том числе благодаря которым я и оказалась в сегодняшней точке жизни. И я ценю сегодняшний день.

После тридцати самое главное — отделить пустой соблазн от важного дела, полюбить себя настоящую, а не держаться за выдуманный приятный образ, не принять сиюминутный каприз за сокровенное желание, заплатить цену, пусть даже большую, за что-то значимое, а не увлечься самопожертвованием, которое только симулирует смысл. Отныне самый важный собеседник в жизни — это ты сам, и насколько честным будет разговор, настолько полноценной будет жизнь, настоящая и будущая.

В тридцать лет в моей жизни появилось много новых людей, которые стали близкими друзьями — а говорили, что такого не бывает. Мне стало проще сближаться с другими, потому что я перестала тратить время на светский ритуал разговоров о погоде, благодаря жизненному опыту и вниманию научилась по ключевым признакам распознавать своих среди чужих. Нужно рискнуть и открыться, чтобы впустить в свою жизнь новое. И даже если это будет ошибочный шаг, за которым последует разочарование, то все равно беспокойная жизнь души лучше, чем вялотекущее существование в проверенной зоне комфорта.

Этот текст я пишу из своего двухмесячного трипа, в котором у меня нет обратного билета. После того как я организовала и провела в Москве международный фестиваль независимого кино Tomorrow, я улетела в Нью-Йорк. А оттуда — в Париж, сейчас вот снова лечу в Нью-Йорк. Когда попаду в Москву — не знаю. Раньше такая ситуация была бы для меня невозможной — ведь ты лишаешься комфорта, не знаешь, что будет завтра, позволяешь обстоятельствам вмешиваться в твои планы. С одной стороны, не иметь билета домой — чувство тревожное. С другой — свободное. Я рада, что получаю этот опыт сейчас, когда мне уже за тридцать. Осознанный риск, преодоление страха открыть свое сердце и жизнь по неизведанному пути — вот новые ценности моего бальзаковского возраста.

Телеведущая и бизнес-леди Тина Канделаки —

о последней попытке полюбить

В России женщины одиноки. В Европе быть красивой гораздо легче. У нас же категорически много женщин и мало мужчин. Мы бьемся за их внимание, за их одобрение. Он еще не успел проснуться, а ты уже накрашенная, при полном параде и в белье Agent Provocateur, готовая ко всему, если он вдруг захочет. Чаще всего он не хочет, он устал. Он чаще не в настроении: «Не сегодня, дорогая, завтра!» Не завтра, а послезавтра. Но это и не важно. В любом случае нам, женщинам, надо быть такими, чтобы сохранять рядом своих мужчин. Потому что мы понимаем, что всегда найдется другая, моложе, и все сделает для того, чтобы быть более желанной — грудь, попа, белье, чулки и весь остальной стандартный набор. И желательно повыше, подлиннее, с красивыми волосами, ухоженными руками, да еще и маникюр-педикюр-эпиляция.

Как подумаешь о красоте по-русски — жить не хочется. Потому что на эту красоту по-русски нужно тратить всю свою сознательную жизнь, и в этой лотерее никто не гарантирует выигрыш. В уравнении красоты к заранее просчитанному результату прийти нельзя. У вас могут быть и зазывные губы, и глаза с поволокой, и грудь, как в рекламе клиники пластической хирургии, и попа, как у двадцатилетней бразильянки. Но это еще не гарантия, что вы будете непременно счастливы, найдете свою любовь и останетесь красивой до конца. Потому что настоящая красота, на мой взгляд, расцветает только тогда, когда женщина по-настоящему любит и по-настоящему любима.

На эту тему прекрасную историю о своем приятеле мне рассказал мой косметолог. Раз в пять лет тот меняет жену, каждая новая жена — его бывшая секретарша. И каждая понимает, как могут начать развиваться события, как только у него на работе появляется молодая симпатичная сотрудница.

В ответ на эту историю я спросила у косметолога: «Как думаешь, долго ли так может продолжаться? Ведь в какой-то момент ему будет пятьдесят пять, шестьдесят пять, а потом — семьдесят пять, а им все время будет два­дцать пять. И как говорится в фильме Сегала «Рассказы», о чем они будут трахаться, когда ему будет семьдесят пять, а ей двадцать пять?» Но до тех пор, пока он ходит к моему косметологу, а косметолог, честно вам скажу, очень хороший (посмотрите на меня), этот крокодил еще долго будет отравлять жизнь юным московским красавицам.

Поэтому мы боремся за красоту. Делаем уколы, массажи, мезотерапию без остановки и, если есть деньги, желательно каждый день. Чтобы выглядеть все моложе, потому что никто не хочет, отдавая огромные деньги за интенсивный уход, выглядеть старше. И как с этим жить? Однажды лежу на очередной процедуре, и пишет мне близкая подруга, у которой потрясающее чувство юмора: «Как дела?» «Хорошо, только что сделала себе мезотерапию», — отвечаю. «И в шею тоже? Очень больно?» — спрашивает подруга. «Да, и в шею тоже. И, честно говоря, очень больно», — строчу я. Через паузу получаю сообщение: «А ты знаешь, я буду доживать так». Конечно, она лукавит и, конечно, сделает себе уколы, если не у моего, так у другого косметолога. «Доживать так» совсем не хочется.

Лично я нашла для себя универсальную формулу, которая помогает мне держаться в форме. В первую очередь это, конечно, сон. Никакие косметологи, никакие диеты не помогут женщине, если она не спит восемь часов и не ложится до двенадцати часов ночи. Дальше я делаю абсолютно то же самое, что и вы, возможно, даже у того же косметолога. Ничего принципиально нового я вам не расскажу. Но про сон могу рассказать подробнее. В какой-то момент я заставила себя рано ложиться. И вы знаете, эффект я просто вижу по лицу, по качеству кожи, по своему состоянию. Знаете, чем отличается кожа взрослой женщины от кожи ребенка или юной девушки? Их кожа сияет. С возрастом это сияние сохранять все сложнее — наверное, в какой-то момент оно совсем исчезнет. Но если вы на протяжении недели каждый вечер будете ложиться спать в одиннадцать часов, вы обязательно почувствуете разницу. Это действительно работает.

Красота в мои тридцать восемь — это уверенность, жажда жизни, желание исправить многие ошибки, совершенные десять лет назад, в возрасте двадцати восьми лет. Знаете, так как я в разводе, могу сказать про себя нынешнюю: хочется расцвести еще раз, полюбив кого-то, отчаянно и до состояния невесомости в животе. И когда начинаешь ощущать это состояние, то понимаешь, что расцветаешь точно так же, как в восемнадцать лет.

Красота в тридцать восемь — это красота зрелой женщины, похожая на черешню в тот момент, когда она еще не перезрела, но уже входит в самый сок: она такая еще упругая и самая-самая сладкая. Хотя благодаря усилиям косметологов и ученых, возможно, и в сорок восемь можно будет выглядеть так же. Но опыта будет на десять лет больше, соответственно, больше будет и разочарований, и любить с прежней силой уже не получится. А сейчас еще можно сойти с ума. Конечно, я, вероятнее всего, заблуждаюсь, не слушайте меня. Откуда мне знать? Может быть, это просто потому, что я сама сейчас влюблена. И это не значит, что и в шестьдесят нельзя влюбиться, сойти с ума и расцвести еще раз. Но сейчас еще можно допустить пару-тройку ошибок ради любви.

Директор музея Ольга Свиблова — о разумном

эгоизме и стрессе как способе не стареть

Когда мне было четырнадцать лет, я считала, что после тридцати жизни нет. А когда-таки исполнилось тридцать, я уже была так занята жизнью, что вопрос сам собой исчез из повестки дня. Надо понимать, что ты не центр мира — тогда и свыкнуться с идущими годами проще. У меня просто нет времени их замечать. Иногда я путаюсь, мне кажется, что мне больше лет, и на вопрос, сколько вам, могу ответить неправильно. Я считаю, что если женщина начинает концентрироваться на цифрах, то уже совершенно не важно, восемнадцать ей или сорок. Она в любом случае в тюрьме своих представлений и ожиданий.

Я со школы люблю писателя Чернышевского и его теорию разумного эгоизма. Все, что мы делаем в жизни, предназначено прежде всего не для других, а для себя. Любой поступок против наших представлений о добре и зле прежде всего разрушителен для нас самих, и никакая прическа и никакой наряд не скроют внутреннего дискомфорта, так как совесть обмануть нельзя. Конечно, с возрастом ты меняешься, не только физически — у тебя не просто появляются седые волосы, ты по-человечески становишься другим. Я не стала одеваться в черный, потому что перешла рубеж в пятьдесят лет.

Я ходила в седьмом классе на каток, занималась тогда фигурным катанием, в оранжевом свитере и голубых тренировочных штанах. Надо мной смеялся весь класс, а мальчишки называли их кальсонами. Мне же было очень хорошо. В школу я ходила, в чем хотела сама, формы не было — я надевала мамин черный свитер и шила себе простые юбки, впрочем, я так люблю одеваться и до сих пор. Если честно, я не думаю утром, что надеть или что уместно в моем возрасте. Черный цвет — он тебя и прячет, и подчеркивает, он удобный. В течение дня у меня нет времени вернуться домой переодеться — я должна выйти и быть адекватной в офисе, в мэрии, кроме того, я здесь в музее таскаю и развешиваю произведения, когда готовится инсталляция, как обычный рабочий, а после этого вечером мне надо идти на какую-то вечеринку — все в одном наряде. Я человек практичный и функционально мыслящий.

Все говорят про «макияж без макияжа» и гладко убранных волосах, которые якобы пристойны после пятидесяти. Так отчасти и есть. Но вообще в плане ухода за собой я совсем не стандартный персонаж. Последний раз я стриглась в салоне в 1988 году в городе Глазго — теперь делаю это сама, дома ножницами. Мне просто жалко времени. Если многие с возрастом начинают за собой усерд­нее ухаживать, то у меня наоборот — раньше, бедной студенткой, хотя бы раз в месяц я ходила в косметический кабинет на улице Герцена, недалеко от университета. Теперь я могу позволить себе это несколько раз в год. Конечно, важно то, как ты выглядишь, все утром смотрят на себя в зеркало. Чтобы пойти на работу, я максимум за десять минут привожу себя в порядок — крем под глаза и на лицо, тональный крем, румяна, тени, карандаш для губ. Всегда помню, что, если ты идешь к людям, к своей семье или сотрудникам, ты не должен оскорблять их тем, что выглядишь плохо. Конечно, бывает, чувствуешь себя лучше, бывает хуже — тогда можно просто отвлечь внимание, например, на свои ноги. И надеть лучшие туфли — все будут смотреть на них.

Как дипломированный психолог, я знаю: любая фиксация на своих морщинах ни к чему хорошему не приведет. У меня нет времени на ностальгию, я никогда не пересматриваю свои фотографии времен молодости. Спасает от разных мыслей то, что я точно знаю, что буду делать через пять минут или через день. Когда ты думаешь о других больше, чем о себе, когда ты думаешь о том, что ты должен сделать, это помогает здоровью и психическому, и физическому. С возрастом неизбежно появляются какие-то проблемы со здоровьем, но я свято уверена, что сейчас многое лечится, важен системный подход и желание выздороветь, причем ничуть не меньше.

Меня заряжает энергией, когда мне интересно или я понимаю, что нужно что-то сделать — организовать выставку, договориться с художником о ретроспективе, утвердить бюджет. Бывают дни, когда мне не хочется никуда, но просто есть слово «надо». В школе я ходила в походы с учителем математики, его звали Яков Самуилович Черняк. Он научил нас не только ставить палатку за три минуты, но и про жизнь объяснил нам многое, в том числе и то, как надо относиться к себе, к своему делу. Он умер на уроке, тогда ему было семьдесят семь лет.

Я занялась Московским Домом фотографии в сорок три года, когда другие боятся начинать что-то, считая, что время давно прошло. Те, кому сейчас двадцать пять, думают: надо чего-то достичь к определенному моменту. А я не меряю жизнь тем, что у меня появилось. Иногда, конечно, я в панике от того, что занята непрерывно, градус стресса зашкаливает, но по-другому жить я уже не могу. Это мой способ не стареть.

Я не ставлю себе возрастных рубежей, чего и когда достигла. Я не испытываю иллюзий, что человек меняет мир глобально, что будет обо мне память, что я что-то заслужу. Я делаю то, что считаю нужным или что не могу не сделать. И не считаю проходящие года. Люди живут ровно столько, наверное, сколько им отмерено, или сколько им нужно, или сколько им самим хочется. Я просто хочу побольше успеть.

Стиль: Olga Dunina. Прически: Valentin Katia. Макияж: Christine Corbel/MAO. Маникюр: Brenda Abrial/Jed Root. Модель: Stina Rapp Wastenson/Women Paris. Ассистенты фотографа: Matthieu Boutignon, Florent Brunel. Ассистент стилиста: Ekaterina Zolototrubova. Продюсер: Elena Serova. Ассистент продюсера: Valeria Shkolyar.

Подпишитесь и станьте на шаг ближе к профессионалам мира моды.

Фото: Gilles Bensimon