Хотя, конечно, трудно себе представить, что Джон Ноймайер может о чем-то забыть. Но даже если такое вдруг случится, в подвале дома, где хранятся тысячи фильмов и рабочие материалы по всем его балетным постановкам, работает куратор. Ему платят за то, что он каталогизирует эту необычную коллекцию.
Пожалуй, единственный артефакт, которого у Ноймайера нет, это дневник Нижинского. «Однажды я держал его в руках и перелистал все страницы, но потом все же решил не покупать. Решающим доводом стало то, что я не говорю по-русски». К тому же Ноймайер счел дневник важным историческим документом, который должен быть доступен общественности. Теперь записки лежат в архиве Нью-Йоркской публичной библиотеки. «Абсурдное решение, — считает он теперь. — Надо было купить и учить русский, как в свое время — немецкий».
Его роман с балетом никогда не знал компромиссов — и от своих артистов он требует такого же самопожертвования. Прима Гамбургского балета Анна Поликарпова признавалась, что, если хочешь танцевать у Ноймайера, о личной жизни можно забыть. Не случайно почти все участники труппы Ноймайера — ученики его собственной школы, располагающейся в Гамбургском центре балета. «Будущим танцовщикам надо так много и так интенсивно работать, что ни о каком принуждении не может быть и речи: заставить людей так заниматься невозможно, если они сами не мотивированы. Мы же не в армии», — отвечает на это мэтр.
Он до сих пор на каждой своей постановке лично сидит в зале и смотрит балет. Смахивает на одержимость — но неумолимому Ноймайеру это определение кажется неподходящим. «Одержимость — слово негативное. Я думаю, тут речь скорее о самоотдаче. Говорят же — я отдаю себя полностью делу, в котором хочу чего-то достичь. Чтобы что-то сохранить. Или что-то расширить и развить. А одержимость всегда связана с безумием. Вот у Нижинского — да, была одержимость. А я все-таки, хотелось бы верить, пока не болен».
Он даже не знает, что такое творческий кризис. Более полувека Джон Ноймайер ставит без передышки, и фантазия его не оскудевает. Каждая его работа свидетельствует о том, что творческое долголетие возможно и реально, что все-таки бывает художественная жизнь без провалов и простоев. Волнуется ли он перед спектаклем? «Всегда, — отвечает Джон Ноймайер. — Ведь хореограф не создает фильма, в котором сцены повторяются в неизменном виде. Искусство танца живое, потому-то ваши читательницы и наденут лучшие платья, и пойдут в театр, и будут с волнением ждать, когда поднимется занавес, и не знать наверняка, чем все закончится, пока занавес снова не опустится».
В Сан-Франциско занавес опускался неоднократно и неизменно под гром оваций. В Москве, уверена, будет то же самое.
ГРУМИНГ: TAMARA BROWN/ARTIST UNITED
Подпишитесь и станьте на шаг ближе к профессионалам мира моды.
Фото: Candy Kennedy