Антонио Лопес — человек, который изменил всех

Ольга Михайловская отправилась в Нью-Йорк, чтобы посмотреть кинобио­графию великого Антонио Лопеса и встретиться с создателями и героями картины
Фильм «Секс мода диско» об Антонио Лопесе кадры фото описание

«Секс мода диско» — так называется фильм,  посвященный одному из главных героев моды 1970-х Антонио Лопесу. Его имя в мире помнят только профессионалы, а в России почти никто. Поэтому смотреть фильм, который 13 сентября в российский прокат выпускают кинокомпания «Пионер» и ЦУМ при поддержке Vogue, надо обязательно и тем самым профессионалам, и вообще всем нормальным людям. Во-первых, потому что это образец отличной документалистики, а во-вторых, потому что он дает не просто понять, но и почувствовать, что такое семидесятые, в чем их безусловное обаяние, а в чем разрушительная сила.

Антонио Лопес был гениальным fashion-иллюстра­тором и не менее гениальным (пусть он себя так и не определял) скаутом. Он выискивал новые лица, делал их своими моделями, а потом они становились звездами. И все они, те, кто, конечно, дожил до съемок картины, вновь попали в прицел кинокамеры. Среди них — стритстайл-фотограф Билл Каннингем, умерший от инсульта буквально накануне завершения монтажа. В качестве введения режиссер Джеймс Крамп использует монолог Билла — описание того, как Антонио рисовал, словно выдыхая магию из своих легких вместе с линией на бумаге. Об этой магии говорят практически все герои фильма, особенно те женщины, которых он рисовал. И одна из главных его звезд Пэт Кливленд, ставшая едва ли не первой темнокожей моделью, и Джессика Лэнг, которую он случайно нашел в Париже, ставшая вскоре звездой «Кинг-Конга», и Грейс Коддингтон, которая в те годы была начинающим стилистом. Она утверждает, что он был гигантом и с высоты своего гения умел видеть и предвидеть моду, что в иллюстрацию он вдохнул жизнь и фантазию, превратил ее в мечту, запечатленную на бумаге. «Он не делал зарисовки с натуры, — вторит ей бывший главный редактор парижского Vogue Джоан Джулиет Бак, — он создавал новое, придумывал его».

Фильм же убедительно показывает, что новым тогда было абсолютно все. Ведь это рождение prêt-à-porter, когда мода из чопорного кутюрного мирка богатых дам выходила навстречу молодым, не оглядываясь на условности старого буржуазного мира. Сами дизайнеры становились частью не только богемы, но и элиты благодаря лицензиям и продажам той самой готовой одежды. Впрочем, было и встречное движение. В эпоху кутюра манекенщицы были синонимичны манекенам — неодушевленные красивые существа, в эпоху prêt-à-porter они ожили и превратились в юных девиц со всеми проблемами переходного возраста. Они хотели танцевать, веселиться, пить, курить и заниматься сексом. И все это отражалось и в одежде, и в драматургии показа, и в манере съемки. «Все, что было андерграундом, вышло на поверхность и перестало быть запретным», — говорит в фильме Боб Колачелло, легендарный соратник Энди Уорхола по журналу Interview. И все герои Антонио Лопеса были носителями этого нового. Но, как они сами мне объясняли, исключительно благодаря его таланту и магнетической привлекательности.

Так, шестидесятивосьмилетняя Пэт Кливленд в платье, словно сохранившемся из тех семидесятых, спускается ко мне в лобби нью-йоркского Roxy Hotel, достает из большой сумки комбучу, поясняя, что этот мексиканский напиток непременно надо пить в жару, и вспоминает, что, будучи студенткой High School of Art and Design, копировала рисунки Антонио Лопеса, но, когда он появился и стал рисовать ее саму, она ушла в модели и ни разу об этом не пожалела. Кори Типпин, один из главных fashion-персонажей того времени, юноша ангельской внешности и безусловного художественного дарования, бросил учебу в престижной Parsons, став частью арт-тусовки, а затем, по сути, одним из первых мейкап-артистов, потому что Антонио разглядел в нем этот безусловный дар. Все они рассказывают о том, как он в секунду выхватывал в толпе нужное лицо. И сразу же вербовал его в свою команду. Поразительно то, что все они шли за ним, бросая свои школы и университеты и понимая, что с ним всему научатся и все поймут про моду, про жизнь и про себя самих.

Патти Д’Арбанвилль, модель Лопеса, ставшая затем актрисой у Энди Уорхола, да и вообще актрисой, опи­сывает встречу с ним как стихию. Рассказывает, как в студию вошел красавец с черными локонами, сразу вытащил ее из толпы и закрутил в танце. «И я пропала!» — говорит она. Все рассказывают о том, как он двигался, как танцевал, как его пуэрто-риканская кровь не давала ему сидеть на месте ни минуты. И о том, каким неотразимо сексуально привлекательным он был. Почти каждый монолог в фильме, и мужской, и женский, начинается с признания во влюбленности в него. Джоан Джулиет Бак вообще признается, что ее познакомил с Антонио ее первый бойфренд, с которым она встречалась исключительно из-за его знакомства с Антонио Лопесом. Джессика Лэнг говорит, что да, влюбилась в него сразу: «А разве все остальные нет?» И да, все они попадали в зависимость от него, эмоциональную и профессиональную, потому что он умел видеть в каждой из своих моделей то, что сделает ее подлинным воплощением новой моды.

Фильм, по сути, поделен на две части. Первая посвящена Нью-Йорку, вторая — Парижу. И это парижское приключение тоже важнейшая и малоизученная глава в истории моды. Когда на излете 1960-х Антонио Лопес был приглашен в Париж, он позвал всех своих любимых моделей с собой. И они совершили революцию. В старомодный кутюрный Париж они принесли молодой и да, распущенный американский дух. Латиноамериканец Лопес привез моделей всех оттенков кожи, они танцевали и веселились до утра, одевались как попало и красились с помощью Кори Типпина, выбеливая брови и губы. В таком виде они заваливались в Café de Flore и ­шокировали публику своей молодостью и наглостью. Но именно это и нравилось французам, как раз в тот момент переживавшим студенческие волнения и прощание со старым миром.

Первые обложки Донны Джордан, не говоря уже о Пэт Кливленд, были сделаны именно для европейских изданий Vogue, а чернокожую модель Амину именно здесь, в Париже, Карл Лагерфельд назвал женщиной будущего. Именно в Париже Антонио нашел семнадцатилетнюю техасскую девчонку Джерри Холл, которая словно сошла с его же рисунков: белокурая, длинно­волосая, с огромными синими глазами. Кстати, с ней он прожил два года, и это был едва ли не самый долгий его роман, во всяком случае, из гетеросексуальных. Здесь же к ним примкнула и Грейс Коддингтон, которая говорит, что именно Антонио научил ее не бояться смешивать эпохи и стили.

И сюда же приехал затем главный соперник Лопеса Энди Уорхол снимать свой знаменитый фильм ­«Любовь» с Донной Джордан, Джейн Форт и Карлом Лагерфельдом в главных ролях. Этому соперничеству в фильме тоже есть место, без него картина времени была бы слишком плоской и неправдоподобной. Все участники процесса признают, что перетекали из одной группировки в другую чуть ли не ежедневно. Но практически все говорят примерно одно и то же: Энди, хладно­кровный и сдержанный, наблюдал жизнь вокруг себя и этим подпитывал свое искусство. Чувственный и безудержный во всем Антонио сам создавал не только себя, но и людей вокруг. И в этом ­соперничестве их симпатии явно на стороне Антонио, потому что все герои фильма чувствуют себя во многом его творениями.

Так, например, Пэт Кливленд, первая не белая модель, появившаяся на обложке Vogue в 1970-х, — сегодня она снова снимается для обложек на волне борьбы за diversity в моде, — глядя на себя тогдашнюю из сегодняшнего дня, утверждает, что, хотя моделью стала еще до встречи с Антонио Лопесом, именно он изменил ее судьбу, благодаря ему она стала звездой и просто поверила в себя. О Лопесе она говорит, захлебываясь воспоминаниями, которые доставляют ей явное удовольствие.

«Он был настоящий красавец, и мы все были им увлечены. Потому что он умел дать тебе почувствовать, что ты особенная. Мы же были девочки-тинейджеры, мне было 18, когда я встретила его, это было в 1968 году, и он рисовал меня для Vogue, для миссис Вриланд, она нуждалась в иллюстраторах, и именно она позвала Антонио в Париж. Я поехала за ним, не задумываясь, вложила все свои деньги в это путешествие. Париж меня пора­зил тогда, это был старый кутюр. Мадам Гре и Коко Шанель. Молодыми были только Живанши и Сен-Лоран. Антонио со своим латинским темпераментом и все мы, конечно, привнесли этническую ноту в эту французскую рафинированную атмосферу. Мы там тусовались со всеми знаменитостями, познакомились с Паломой Пикассо, она тоже пыталась быть моделью. У нее совсем не было денег, и она дружила с нами, а потом ее папа умер, она в один миг стала очень богатой, и, вы представляете, она сразу же исчезла из нашей жизни в «мерседесе»-кабриолете. Это первое, что она купила, получив наследство. А мы были бедными, конечно, но ходили в Café de Flore, одевались красиво, у нас была такая банда, мы развлекались и благодаря Биллу Каннингему попали на страницы The New York Times и Women’s Wear Daily. Вот так мы и стали звездами, сами того не ожидая. А тут еще и Энди свой Interview открыл в 1969-м. Донна Джордан была на первой обложке, а я — на второй. При этом моя первая обложка Vogue была только в 1978-м, и это было в Италии. Американцы мне еще долго не давали обложек, потому что я недостаточно белая и слишком странная».

Фильм заканчивается еще одним монологом Билла Каннингема — о том, что он встречал много талантливых людей в своей жизни, но никто из них не мог даже близко сравниться с Антонио Лопесом. Это могло бы показаться банальностью, но фильм сделан с таким точным пониманием и чувством этого уникального таланта, он так эмоционально и в то же время ясно показывает нам его, что разговор с режиссером Джеймсом Крампом представляется абсолютно необходимым. Историк искусства по образованию, Крамп специализировался на fashion-фотографии и издал не одну книгу на эту тему.

«Еще тинейджером в Индиане я мечтал о Нью-Йорке, и Антонио Лопес с его рисунками был моим проводником в этот мир. Я просидел три часа в его архивах и понял, что его рисунки действуют на меня на физическом уровне. В них есть сексуальный магнетизм. Потом в процессе съемок мне было легче разговорить своих героев, они понимали, что я помешан на этой истории. Но только так, только будучи одержимым персонажем, можно делать кино». На мой вопрос, был ли кто-то, кто отказался участвовать в съемках, он отвечает абсолютно честно: «Ну, вначале я очень хотел заполучить Джерри Холл, и она была готова, даже очень хотела! Но когда мы уже приступили к съемкам, она как раз выходила замуж за Руперта Мердока и просто исчезла с радаров. Но, знаете, я вдруг понял, что мне достаточно ее той, что есть в фильме, — молодой красивой девицы из Техаса, которая осваивает этот новый для нее мир через Антонио Лопеса. Для моего путешествия во времени она нужна именно такая, а не ее взгляд из ­сегодняшнего дня семидесятилетней, одной из богатейших женщин мира».

В фильме есть почти физически ощутимая любовь к его героям, восхищение ими. Вы влюблялись в них? «Да, конечно! Особенно в Антонио. Вообще невозможно делать фильм и не влюбляться в его героев. Билл Каннингем, которому в итоге посвятили фильм, — для меня вообще божество, и он, конечно, как и все мы, понимал, что это может быть последнее интервью в его жизни, и было несколько вещей, о которых он очень хотел рассказать, пока еще может это сделать. Нам пришлось шесть раз выключать камеру. Мы не могли справиться со слезами. Он, безусловно, воплощение той эпохи — свободы, любви, стремления к непохожести на других и к красоте». Джеймс Крамп стесняется навернувшихся слез.

Зато Кори Типпин рассказывает мне свою историю отношений с Антонио со свойственной ему иронией. «Антонио пришел преподавать в Парсонс, где я учился на fashion-иллюстратора. Я сразу же стал частью его банды, а через три месяца учебу я бросил... а зачем? Я бы просто не посмел работать иллюстратором рядом с ним. Он был гением. В каком-то смысле мы нуждались друг в друге, потому что я привел с собой моих подружек Джейн и Донну, они стали его моделями. Он присмотрелся ко мне и сказал: «Ок, ты должен делать то, что получается у тебя лучше всего, — когда ты делаешь макияж этим девочкам, ты их преображаешь, вот этим тебе и надо заниматься. Make-up artist. Тогда практически не существовало такой профессии. Модели все делали сами, их выбирали не только по внешним данным, но и по умению краситься и причесываться! Вот поэтому эти девочки были такими особенными, они умели сами себя делать и переделывать, они не были пластилином в руках стилистов. И Твигги, и Верушка, и Пегги, они были собой. Короче говоря, я сразу же добился успеха. Причем я сам не хотел этого. Я же не слишком дисциплинированный, я не хотел рано вставать и тащиться на съемку, никогда не приходил вовремя. Я не хотел работать, я хотел только получать удовольствие от процесса. И мне это удалось!»

То есть вы не получали зарплату? «Никогда! Я никогда не задумывался о деньгах, не знал, как они ­выглядят по сути. Мы путешествовали, развлекались. Но при этом я сотрудничал и с Bazaar, и c Vogue, французским и итальянским. Во Франции нас все принимали за кинозвезд. И я, конечно, не разубеждал их. Французам мы нравились, они всюду нас приглашали, но мы оставались для них американцами. Я так и не выучил французский, кстати». За этим монологом типичная картинка богемной жизни семидесятых. Тех семидесятых, которые ни в чем не знали меры и, может быть, именно благодаря этому так много значат в искусстве и моде ХХ века. Тех семидесятых, звездой которых был Антонио Лопес, умерший от СПИДа в 1987-м, болезни, о которой тогда никто не имел ни малейшего представления. Зато благодаря этому фильму мы понимаем и чувствуем это время, его героев и, вынуждена признать, тоже влюб­ляемся в них. Так что смотреть обязательно!

Подпишитесь и станьте на шаг ближе к профессионалам мира моды.