В День города на Красной площади китайский художник Цай Гоцян собирался устроить грандиозный пиротехнический спектакль — вроде того, что он показал на открытии пекинской Олимпиады в 2008 году, и благодаря которому прославился на весь мир, но московские власти не разрешили. Зато 13 сентября в ГМИИ им. Пушкина откроется выставка Цая «Октябрь», посвященная юбилею революции 1917 года.
На улице перед музеем зрители попадут в инсталляцию, а в основном здании будут представлены работы, выполненные в фирменной технике пороховой живописи, в том числе двадцатиметровые картины-свитки «Сад» и «Река». За основу «Сада» Цай возьмет десятки героических образов с советских пропагандистских плакатов, а фотографии обычных граждан СССР станут частью «Реки». Полотна разместятся друг напротив друга: и таким образом фантазии отразятся в реальности. Видеозапись действа на Красной площади тоже войдет в экспозицию.
Почему именно он — китаец, живущий в Нью-Йорке и зарабатывающий на жизнь картинами из пороха и пиротехническими инсталляциями, будет переосмысливать русскую революцию на ее родине в год ее столетия? Чтобы получить ответ из первых уст, я сворачиваю направо с оживленной Второй авеню и оказываюсь на тихой улице манхэттенского Нижнего Ист-Сайда. Тут спокойно, прохожих практически нет, с обеих сторон — старинные трех-четырехэтажные жилые дома из темного кирпича с железными лесенками, нью-йоркская классика. Так сразу и не подумаешь, что где-то здесь спряталась студия одного из титанов современного искусства.
Меня встречает ассистентка художника и ведет внутрь. Пространство вдруг раскрывается и оказывается почти бесконечным: непонятно, как может столько всего уместиться в небольшом доме постройки конца XIX века.
«Я открыл здесь студию в начале двухтысячных, — рассказывает Гоцян. — Тогда она занимала только первый этаж. А в 2015 году бюро Рема Колхаса ее перепланировало, и площадь увеличилась в два раза — за счет подвала». Теперь студия похожа на суперсовременный музей: оригинальные стены из камня и кирпича перемежаются огромными панелями из плексигласа, дневной свет просачивается в подвал через световые колодцы и центральную лестницу, объединяющую оба уровня. Здесь есть и кинозал, и конференц-комната, и библиотека, и выставочные площадки. Есть кухня, столовая и даже чайная комната в японском стиле. И офис, похожий на редакцию журнала: все белое, как в фильмах про будущее, за компьютерами работает молодежь — команда Цая. На столе стоит скрупулезно выполненный макет Пушкинского музея с мини-инсталляциями и крошечными картинами внутри. На другом столе еще один макет — несколько залов музея Прадо: буквально через месяц после «Октября» открывается экспозиция художника в Мадриде.
За последние двадцать лет он выставлялся практически на всех главных мировых арт-площадках, в 2008 году Цай Гоцян стал первым китайским художником, удостоенным персональной выставки в нью-йоркском Музее Гуггенхайма. Цай работает в разных техниках, но прославился благодаря пороху. При помощи взрывчатого вещества художник создает не только пиротехнические спектакли, но и живописные полотна, напоминающие одновременно абстракции в духе экспрессионизма и китайскую каллиграфию.
«Можно сказать, что выставка «Октябрь» в Пушкинском — моя ретроспектива. Она показывает мой путь как художника, личную историю, — рассказывает Цай. — В то же время это история революции, мои размышления о ней. Я воспитывался на русской и советской культуре. Читал русскую литературу, учился по картинам русских классиков. Поэтому мой взгляд на российскую историю — это взгляд не совсем постороннего человека. К тому же я сам все это испытал».
Он вырос в эпоху Культурной революции в Китае. Тогда Мао Цзэдун объявил борьбу с реставрацией капитализма и начал зачистки, по сути уничтожал интеллигенцию. Отец Цая заведовал крупным книжным магазином, был интеллектуалом и художником-любителем. За три ночи, чтобы не видели соседи, он сжег огромную семейную библиотеку: боялся, что его посадят в тюрьму или казнят. «Я тогда учился в третьем классе и сам был частью пропагандистской машины: ходил на демонстрации, скандировал лозунги, участвовал в травле образованных людей. Сейчас я чувствую себя виноватым, конечно... Но очень скоро я увидел разницу между идеалами и реальностью и начал сомневаться в идеях коммунизма».
Художнику пятьдесят девять, но выглядит он моложе и постоянно улыбается. Гоцян рассказывает, что еще в юности стал свободомыслящим человеком. Во время учебы на факультете сценического дизайна в Шанхайском институте драмы начал экспериментировать с современным искусством. А в 1986 году, когда Китай объявил об изменении политического курса и открыл границы, уехал в Японию по учебной программе. Там он прожил до 1995 года и переехал в Нью-Йорк, уже получив известность в арт-кругах. Интересный факт: Цай Гоцян так и не выучил английский, потому что в Америке ему не пришлось пробиваться: его сразу завалили предложениями, времени было мало, а средств достаточно, чтобы нанять переводчиков и помощников.
И сейчас все так, только работы еще больше. В его команде четырнадцать человек, которые занимаются абсолютно всем. У художника нет агента или галереи, которая его представляет: все делает команда. Я замечаю, что в студии нет помещения, которое можно было бы назвать мастерской. Оказывается, работа со взрывчатым веществом происходит не здесь, а на территории пиротехнической компании, так как в жилом доме поджигать что-либо запрещено.
Технология создания картины довольно проста, по крайней мере в авторском пересказе. Сначала Цай наносит на холст рисунок, затем покрывает его порохом и поджигает. «Конечный результат — это совместное творчество материала и человека, — говорит художник. — Я долго искал свой подход. Чего только не пробовал: дул на готовый холст феном, держал картину над огнем, даже пускал голубя, чтобы он оставил следы на масляной краске. Как восточному человеку мне важно, чтобы не все поддавалось моему контролю, чтобы в процессе участвовала естественная энергия. И когда я попробовал порох, сразу понял, что это оно. Я с детства боялся открытого пламени, потому что им невозможно управлять. Когда поджигал бенгальские огни, бабушке приходилось держать меня за руку».
Несмотря на то что при создании картин Цай отдается на волю стихий, все остальное у него под строгим контролем. Порядки в студии — как в какой-нибудь финансовой организации: все четко, расписано по минутам. К московской выставке команда готовится уже два года — за это время художник вместе с помощниками трижды побывали в Москве. А ближе к открытию они поедут в Россию почти полным составом, так как произведения будут создаваться практически в последний момент и прямо на месте.
«Цай работает со смыслами, — говорит директор ГМИИ им. А. С. Пушкина Марина Лошак. — Менее искушенному зрителю он дает возможность быть пораженным и сказать внутри себя «Ах!», с более просвещенным говорит на важные общечеловеческие темы. Его вещи концептуально глубокие, но при этом зрелищные. Гоцян — глобально мыслящий художник, для него рабочее пространство — это не музейный зал, а Вселенная».
Недаром еще в 1989 году он сделал «Проект для инопланетян № 1»: спустя несколько месяцев после событий на площади Тяньаньмэнь художник соорудил палатку, подобную тем, в которых жили протестующие на площади, начинил ее порохом и поджег. Цай надеялся, что девятисекундный взрыв будет виден из космоса. Потом было еще множество работ, предназначенных для зрителей за пределами Земли. В 1993 году он продлил Великую Китайскую стену на десять тысяч метров при помощи пороха и поджег на закате. В 2015-м построил пятисотметровую лестницу от земли прямо в небо, и она тоже заполыхала в темноте, став его проектом — визитной карточкой.
Он поклонник теории Большого взрыва и уверен: до того, как атомы, из которых состоит наша Вселенная, раскидало в разные стороны, мы все были одним целым. Цаю это важно, и он хочет если не вернуться в то состояние, то хотя бы стать ближе к другим. Например, в студии давно ввели практику совместных ланчей: каждый рабочий день ровно в час сотрудники садятся вместе за стол и обедают тем, что приготовил штатный повар. Журналистов, фотографов и других гостей приглашают присоединиться. Как художник Цай прославился в том числе и благодаря социальным проектам: он часто привлекает десятки, а то и сотни людей поработать вместе с ним. В конце августа более ста москвичей-добровольцев будут помогать ему в создании двадцатиметровых картин, которые станут частью экспозиции в Пушкинском.
Цай часто возвращается в Китай. Когда он только переехал в США, китайское руководство его не жаловало: предателем напрямую не называли, но в газетных статьях обвиняли в том, что он продался капиталистам и торгует своей «китайскостью». А когда Гоцян превратился во всемирно известный бренд, лидеры КНР сменили гнев на милость. Миллиард человек, посмотревший шоу на Олимпиаде в Пекине, — это абсолютный рекорд для произведения современного искусства.
Впрочем, если встретишь Цая на улице, ни за что не заподозришь в нем богатого и знаменитого человека. Неприметный мужчина в джинсах, скромный и вежливый. Живет неподалеку от студии вместе с женой, тоже выпускницей Шанхайского института драмы, и тринадцатилетней дочерью. Когда художник в Нью-Йорке, они всегда ужинают вместе. Старшая дочь, которой двадцать шесть, живет отдельно, но работает тут же: на первом этаже соседнего дома открыла небольшой концепт-стор. На полках — книги по искусству, холщовая обувь, в которой ходят японские крестьяне, серебряные украшения авторства молодых художников из Бруклина. Есть и несколько эскизов Цая.
Не так давно она написала трогательную книгу об отце, в которой призналась, что в колледже изучала скульптуру и остро чувствовала, что прогрессирует медленнее других — во многом из-за того, что оглядывалась на своего отца. Но зато он научил ее главному — тому, что работа не прекращается никогда. Работу вообще не надо отделять от жизни — только тогда тебя ждет успех.
Подпишитесь и станьте на шаг ближе к профессионалам мира моды.
Фото: Ben Rayner