В студии Такаси Мураками в промышленном пригороде Токио солнце не заходит никогда. Потому что его просто не видно. Мастерская главного японского художника современности занимает огромный, на восемь тысяч квадратных метров, ангар, где две сотни сотрудников (еще столько же трудятся в нью-йоркском подразделении компании) работают двадцать четыре часа в сутки — в две смены, без выходных и с отпуском на три дня в году. Это конвейер в полном смысле слова: если где-то возникает пауза, останавливается работа на всей фабрике, поэтому на съемку после многомесячных переговоров фотографа пускают в одиночестве, только на полчаса и берут клятву никого не отвлекать. Кажется, на атомную электростанцию попасть было бы легче.
Подручные Такаси — его верные до мозга костей фанаты и неутомимые перфекционисты, которые держат под контролем и по несколько раз перепроверяют все: от глобальных проектов, вроде проходящих в этом году одновременно в Осло и Чикаго выставок мастера, до запятой в подписях к картинкам на этой странице. За мастера они продадут душу и замучают кого угодно судебными исками. Пятидесятипятилетний Мураками отвечает взаимностью, регулярно устраивает для всех сотрудников вечеринки и, несмотря на подрастающих в Токио двух детей-младшеклассников, большую часть времени живет тут же, на фабрике. Как Диоген, в картонной коробке, внутри которой — лампочка для чтения. И это не шутка.
«Самая важная для меня часть московской выставки — это проект по точному воспроизведению кусочка моей студии в одном из залов «Гаража», — говорит Такаси. — Ужасно любопытно, получится ли это осуществить. И если да, то, видимо, мне придется поработать в этой модели мастерской, и такая перспектива тоже тревожит и интригует». «Мы привезем листы с расписанием работы студии на день и на неделю. Уже они производят неизгладимое впечатление и дают представление о масштабе, — обещает старший куратор музея «Гараж» Екатерина Иноземцева. — Такой формат производства искусства, кстати, не Уорхол придумал, у Рубенса было то же самое».
Выставка «Ласковый дождь» продлится почти полгода и займет все отремонтированное Ремом Колхасом здание музея в Парке Горького. Московская экспозиция особенная: это будет не просто собрание работ разных лет из музеев и частных коллекций, а сопоставление полотен художника с шедеврами японских мастеров XVIII и XIX веков из собрания ГМИИ имени Пушкина. Хоть Мураками и придумал для описания своего метода термин superflat, подчеркивая в том числе и двухмерность традиционной японской живописи, под его глянцевыми улыбающимися цветочками, разноцветными черепушками и мультяшными героями скрывается второе дно. Его-то в «Гараже» и помогут обнаружить.
Сын таксиста и домохозяйки, Такаси родился в 1962 году в Японии, где сосуществовали не зажившие раны Хиросимы («Про поражение в войне часто говорили и дома, и в школе, и по телевизору») и американский масс-маркет, как культурный, так и бытовой. Дети играли в американских солдатиков, а их фирменные рюкзачки были вдохновлены военной формой. Главным жанром японского искусства было аниме, родившееся в 1950-е как способ пережить и осмыслить военную травму. «Мне нравилась анимация, я поступил в Токийский университет искусств на мультипликатора. И как раз тогда, в 1979-м, вышел первый полнометражный мультфильм по мотивам комиксов «Галактический экспресс 999» про подростка, путешествующего по разным планетам, чтобы найти и победить злодея. Я посмотрел его и понял, что анимация способна изменить жизнь и устремления людей. Но аниматором в итоге не стал, не хватило таланта. Зато в двадцать шесть лет я увидел выставку японского деятеля современного искусства Синро Отакэ, и моей мечтой стало делать что-то столь же хаотичное. И тогда я решил быть художником».
Современного искусства в Японии в то время почти не существовало, и, освоив в университете классическую живопись нихонга, Мураками в 1994 году отправился на стажировку в Нью-Йорк — вот уж где было чему поучиться! А вернувшись, стал делать работы, вдохновленные японской массовой культурой вроде манги, аниме и особой субкультуры фанатов-отаку. Для зрителей Америки и Европы все эти цветочки и веселые черепа, конечно, были экзотикой, в которой подспудно ощущалась катастрофа.
«Он ворвался в западное искусство с совершенно особым подходом к изображению, — говорит Екатерина Иноземцева. — В Америке конца 1980-х — начала 1990-х процветал постмодернизм, с пренебрежением относившийся к качеству. И вдруг появляется Мураками, вещи которого сделаны так, что у тебя возникает головокружение, когда ты осознаешь, сколько труда в это вложено».
Мураками создал уникальный тип художника. Соединил восточную традицию изысканного и методичного повторения образцов (поэтому-то его сотрудники считают вырисовывание мельчайших закорючек не каторгой, а благом) с западным свободным полетом фантазии, стремлением создать собственную вселенную, преобразовать мир.
Он вообще мастер стирать границы: смешивать высокое и низкое искусство, успешно сотрудничать с люксовыми и уличными марками, продавать работы с аукционов за семизначные суммы и тут же с той же символикой выпускать копеечные брелоки и значки. И мало кто зашел на этом пути так далеко. Его самая скандальная работа — скульптура 1998 года «Мой одинокий ковбой» в виде лучезарного и абсолютно голого мультяшного юноши, вокруг которого спиралью закручивается его сперма, — ушла через десять лет на «Сотбис» за пятнадцать с лишним миллионов долларов.
Феноменально образованный как в японском, так и в европейском искусстве, открытый всему новому Мураками все время ищет свежие форматы. Например, самозабвенно ведет инстаграм, выкладывая туда смешные, трогательные и очень откровенные ролики из своей жизни, вплоть до похода к зубному. В панаме и широких штанах на подтяжках он дурачится, но не забывает о главном: «Отрадно видеть, как увеличивается количество моих подписчиков, но прежде всего я радуюсь, что посредством блога могу рассказать о реалиях современной Японии, которая находится на самом дальнем востоке ойкумены. Плюс инстаграм мне интересен как пример того, что способы коммуникации меняются молниеносно, и те формы искусства, которые не соответствуют эпохе, остаются за бортом. Так что не надо слушать теории искусствоведов. Следовать естественным образом сложившейся форме — вот что я считаю важным».
В 2012 году, после аварии на «Фукусиме», Такаси сделал как утешение соотечественникам и талисман от катастроф самую большую картину в истории — стометровое полотно «500 архатов». Архаты в буддизме — это просветленные, и две с половиной тысячи лет назад они собрались вместе, чтобы не дать учению Будды погибнуть. Аварии на атомной станции посвящен и первый анимационный фильм Мураками «Глаза медузы» (2013) про детей, подружившихся со странными, видимыми только им существами. Сейчас в производстве еще один анимационный и пара игровых фильмов. «Мечта исполнилась, — улыбается художник. — Я снимаю мультфильмы, но пока не очень хорошо».
«У меня больше нет амбиции, например, привить японцам интерес к современному искусству, — рассуждает он о целях и задачах. — Я просто делаю то, что в моих силах. Что толкает меня вперед? Ежемесячная борьба со страхом перед возможным банкротством компании. Это то, с чем сталкиваются руководители средних и мелких предприятий, и по ночам, бывает, чувство тревоги не дает мне уснуть. Я работаю каждый день, чтобы держать дело на плаву».
Как на все хватает энергии? «Все благодаря поддержке иглотерапевта и мастера фэншуй, — говорит Мураками, который в свободное время коллекционирует керамику и выращивает у себя на фабрике кактусы и жуков, похожих на майских, чтобы потом раздавать детям, — есть у японцев традиция соревноваться, кто более крупного жука вырастит. — А еще этим летом я увлекся ловлей и разведением рыбок и прочих водных организмов». Это, конечно, его фирменная ирония. А если серьезно? «Быть всю жизнь в меньшинстве — вот что придает сил».
Подпишитесь и станьте на шаг ближе к профессионалам мира моды.
Фото: Tomohiko Tagawa