Японский бог — Такаси Мураками

В студии Такаси Мураками в промышленном пригороде Токио солнце не заходит никогда. Потому что его просто не видно. Мастерская главного японского художника современности занимает ог­ромный, на восемь тысяч квадратных метров, ангар, где две сотни сотрудников (еще столько же трудятся в нью-йоркском подразделении компании) работают двадцать четыре часа в сутки — в две смены, без выходных и с отпуском на три дня в году. Это конвейер в полном смысле слова: если где-то возникает пауза, останавливается работа на всей фабрике, поэтому на съемку после многомесячных переговоров фотографа пускают в одиночестве, только на полчаса и берут клятву никого не отвлекать. Кажется, на атомную электростанцию попасть было бы легче.

Подручные Такаси — его верные до мозга костей фанаты и неутомимые перфекционисты, которые держат под контролем и по несколько раз перепроверяют все: от глобальных проектов, вроде проходящих в этом году одновременно в Осло и Чикаго выставок мастера, до запятой в подписях к картинкам на этой странице. За мастера они продадут душу и замучают кого угодно судебными исками. Пятидесятипятилетний Мураками отвечает взаимностью, регулярно устраивает для всех сотрудников вечеринки и, несмотря на подрастающих в Токио двух детей-младшеклассников, большую часть времени живет тут же, на фабрике. Как Диоген, в картонной коробке, внутри которой — лампочка для чтения. И это не шутка.

«Самая важная для меня часть московской выставки — это проект по точному воспроизведению кусочка моей студии в одном из залов «Гаража», — говорит Такаси. — Ужасно любопытно, получится ли это осуществить. И если да, то, видимо, мне придется поработать в этой модели мастерской, и такая перспектива тоже тревожит и интригует». «Мы привезем листы с расписанием работы студии на день и на неделю. Уже они производят неизгладимое впечатление и дают представление о масштабе, — обещает старший куратор музея «Гараж» Екатерина Иноземцева. — Такой формат производства искусства, кстати, не Уорхол придумал, у Рубенса было то же самое».

Выставка «Ласковый дождь» продлится почти пол­года и займет все отремонтированное Ремом Колхасом здание музея в Парке Горького. Московская экспозиция особенная: это будет не просто собрание работ разных лет из музеев и частных коллекций, а сопоставление полотен художника с шедеврами японских мастеров XVIII и XIX веков из собрания ГМИИ имени Пушкина. Хоть Мураками и придумал для описания своего метода термин superflat, подчеркивая в том числе и двухмерность традиционной японской живописи, под его глянцевыми улыбающимися цветочками, разноцветными черепушками и мультяшными героями скрывается второе дно. Его-то в «Гараже» и помогут обнаружить.

Сын таксиста и домохозяйки, Такаси родился в 1962 году в Японии, где сосуществовали не зажившие раны Хиросимы («Про поражение в войне часто говорили и дома, и в школе, и по телевизору») и американский масс-маркет, как культурный, так и бытовой. Дети играли в американских солдатиков, а их фирменные рюкзачки были вдохновлены военной формой. Главным жанром японского искусства было аниме, родившееся в 1950-е как способ пережить и осмыслить военную травму. «Мне нравилась анимация, я поступил в Токийский университет искусств на мультипликатора. И как раз тогда, в 1979-м, вышел первый полнометражный мультфильм по мотивам комиксов «Галактический экспресс 999» про подростка, путешествующего по разным планетам, чтобы найти и победить злодея. Я посмотрел его и понял, что анимация способна изменить жизнь и устремления людей. Но аниматором в итоге не стал, не хватило таланта. Зато в двадцать шесть лет я увидел выставку японского деятеля современного искусства Синро Отакэ, и моей мечтой стало делать что-то столь же хаотичное. И тогда я решил быть художником».

Современного искусства в Японии в то время почти не существовало, и, освоив в университете классическую живопись нихонга, Мураками в 1994 году отправился на стажировку в Нью-Йорк — вот уж где было чему поучиться! А вернувшись, стал делать работы, вдохновленные японской массовой культурой вроде манги, аниме и особой субкультуры фанатов-отаку. Для зрителей Америки и Европы все эти цветочки и веселые черепа, конечно, были экзотикой, в которой подспудно ощущалась катастрофа.

«Он ворвался в западное искусство с совершенно особым подходом к изображению, — говорит Екатерина Иноземцева. — В Америке конца 1980-х — начала 1990-х процветал постмодернизм, с пренебрежением относившийся к качеству. И вдруг появляется Мураками, вещи которого сделаны так, что у тебя возникает головокружение, когда ты осознаешь, сколько труда в это вложено».

Мураками создал уникальный тип художника. Со­единил восточную традицию изысканного и методичного повторения образцов (поэтому-то его сотрудники считают вырисовывание мельчайших закорючек не каторгой, а благом) с западным свободным полетом фантазии, стремлением создать собственную вселенную, преобразовать мир.

Он вообще мастер стирать границы: смешивать высокое и низкое искусство, успешно сотрудничать с люксовыми и уличными марками, продавать работы с аукционов за семизначные суммы и тут же с той же символикой выпускать копеечные брелоки и значки. И мало кто зашел на этом пути так далеко. Его самая скандальная работа — скульптура 1998 года «Мой одинокий ковбой» в виде лучезарного и абсолютно голого мультяшного юноши, вокруг которого спиралью закручивается его сперма, — ушла через десять лет на «Сотбис» за пятнадцать с лишним миллионов долларов.

Феноменально образованный как в японском, так и в европейском искусстве, открытый всему новому Мураками все время ищет свежие форматы. Например, самозабвенно ведет инстаграм, выкладывая туда смешные, трогательные и очень откровенные ролики из своей жизни, вплоть до похода к зубному. В панаме и широких штанах на подтяжках он дурачится, но не забывает о главном: «Отрадно видеть, как увеличивается количество моих подписчиков, но прежде всего я радуюсь, что посредством блога могу рассказать о реалиях современной Японии, которая находится на самом дальнем востоке ойкумены. Плюс инстаграм мне интересен как пример того, что способы коммуникации меняются молниеносно, и те формы искусства, которые не соответствуют эпохе, остаются за бортом. Так что не надо слушать теории искусствоведов. Следовать естественным образом сложившейся форме — вот что я считаю важным».

В 2012 году, после аварии на «Фукусиме», Такаси сделал как утешение соотечественникам и талисман от катастроф самую большую картину в истории — стометровое полотно «500 архатов». Архаты в буддизме — это просветленные, и две с половиной тысячи лет назад они собрались вместе, чтобы не дать учению Будды погибнуть. Аварии на атомной станции посвящен и первый анимационный фильм Мураками «Глаза медузы» (2013) про детей, подружившихся со странными, видимыми только им существами. Сейчас в производстве еще один анимационный и пара игровых фильмов. «Мечта исполнилась, — улыбается художник. — Я снимаю мультфильмы, но пока не очень хорошо».

«У меня больше нет амбиции, например, привить японцам интерес к современному искусству, — рассуждает он о целях и задачах. — Я просто делаю то, что в моих силах. Что толкает меня вперед? Ежемесячная борьба со страхом перед возможным банкротством компании. Это то, с чем сталкиваются руководители средних и мелких предприятий, и по ночам, бывает, чувство тревоги не дает мне уснуть. Я работаю каждый день, чтобы держать дело на плаву».

Как на все хватает энергии? «Все благодаря поддержке иглотерапевта и мастера фэншуй, — говорит Мураками, который в свободное время коллекционирует керамику и выращивает у себя на фабрике кактусы и жуков, похожих на майских, чтобы потом раздавать детям, — есть у японцев традиция соревноваться, кто более крупного жука вырастит. — А еще этим летом я увлекся ловлей и разведением рыбок и прочих водных организмов». Это, конечно, его фирменная ирония. А если серьезно? «Быть всю жизнь в меньшинстве — вот что придает сил».

Подпишитесь и станьте на шаг ближе к профессионалам мира моды.

Фото: Tomohiko Tagawa