Чтобы поговорить с Кимом Джонсом о его первой коллекции для Fendi, мы встречаемся не в просторных, залитых светом ателье римского модного Дома. Нет, вместо этого в серый зимний день дизайнер пригласил меня на прогулку по окутанному туманом Сассексу, где темнеет почти сразу после обеда. Мы в тысячах километров от итальянской столицы — прямо сейчас команда мастериц трудится там над дебютной коллекцией Джонса, украшая кутюрные наряды россыпями жемчуга и замысловатой вышивкой. Но вскоре я понимаю, почему он выбрал для встречи именно это место.
Недавно Джонс приобрел здесь, в тихой деревушке Родмелл, небольшой коттедж, который находится в двух шагах от дома, где он вырос, и неподалеку от имения Вирджинии Вулф. И пригласил он меня сюда, чтобы рассказать о своем детстве. «Будучи подростком, я часто катался на велосипеде по окрестностям, — улыбается дизайнер, уворачиваясь от ревущего трактора. — Моя первая коллекция для Fendi получилась почти автобиографической. Все источники вдохновения очень личные».
Несмотря на то что это первая женская коллекция в творческой биографии Джонса, его путь на вершину модного олимпа начался более десяти лет назад. Последние три года он занимает должность артистического директора мужской линейки Dior, мастерски транслируя женственно-романтическую эстетику основателя Дома посредством классического тейлоринга и смелых современных силуэтов. Его заслуги на этом поприще принесли дизайнеру признание всей модной индустрии и поклонниц в лице Беллы Хадид и Наоми Кэмпбелл.
До этого он на протяжении семи лет отвечал за мужскую линейку Louis Vuitton. Уже тогда было понятно, что Джонс — настоящий визионер. Ему удалось «поженить» стритвир-культуру с «тяжелым люксом». Именно Ким в 2017 году придумал коллаборацию французского модного Дома с брендом Supreme, что стало поворотной точкой в новейшей истории моды.
О юности дизайнера известно довольно много. Будучи сыном гидрогеолога, который специализировался на разработке ирригационных систем, Джонс провел все свое детство, путешествуя между Англией и Африкой, успев побывать в Кении, Эфиопии, Ботсване, Танзании и Эквадоре. Разъезды в дальнейшем отразились и на его коллекциях, буквально пронизанных отсылками к самых разным культурам. «С малых лет я понимал, что в мире столько интересного, — говорит он. — Но из-за карантина делать ресерч стало гораздо сложнее, поэтому я решил обратиться к локальным источникам вдохновения».
Работа над первой коллекцией для Fendi началась не с командировки на Амазонку или в Японию, как это случается обычно, а с возвращения к истокам. Джонс решил вспомнить свои юные годы в Родмелле, проведенные в окрестностях Льюиса и на ферме Чарльстон, куда он приходил после школы, чтобы порисовать или сделать линогравюру с фресок бывших владельцев дома Дункана Гранта и Ванессы Белл.
В этот пасмурный декабрьский полдень в гостиной поместья Чарльстон, где почти 100 лет назад собиралась творческая группа Блумсбери, мы видим Кейт Мосс, одетую в одно из последних творений Джонса. К слову, модель также является консультантом аксессуарной линейки Fendi. «В этом нет ничего удивительного: у нее безупречный вкус, она повидала многое, и ее знания в сфере моды безграничны», — говорит Джонс, который познакомился с Мосс еще в 1990-х благодаря Александру Маккуину.
«Мне всегда хотелось носить его мужские коллекции, а теперь он делает еще и женские! — смеется супермодель, поправляя платье, объединившее в себе классический мужской костюм и вечерний наряд, расшитый сотнями кристаллов в форме полевых цветов. — Ким создает очень классные и современные вещи. Он точно знает, что люди захотят надеть».
Позже я поинтересовалась у Джонса, что в этом маленьком загородном домике с низкими потолками XVI века и духом старой богемы могло так привлекать подростка. «Если в городе когда-то жил известный литератор или художник, вы сразу же можете это почувствовать, — отвечает он. — В Льюисе куча старинных книжных лавок с выставленными в витринах произведениями Вирджинии Вулф. Я находил старые школьные сочинения на тему творчества Роджера Фрая. Они повсюду».
Чарльстон стал вечным символом группы Блумсбери — здесь ее участники не только работали, но и предавались крайне либеральным для своего времени романтическим утехам. Именно это ощущение коллективного творчества завораживает Джонса. «Мне кажется, тогда идея о группе людей, живущих под одной крышей в самом сердце деревни, была невероятно прогрессивной. Они были похожи на аристократическую коммуну, — улыбается дизайнер. — Их взгляды на мир были широки и смелы: взять хотя бы экономические концепции Джона Мейнарда Кейнса или роман «Орландо» Вирджинии Вулф».
Коллективная энергия творческого объединения прослеживается и в том, как работает сам Джонс. «Они были соратниками, настоящей семьей, — продолжает дизайнер. — Мне тоже близок этот подход».
«Больше всего в Киме мне нравится то, что, куда бы он ни пришел, вокруг него всего чувствуется семейная атмосфера, — рассказывает Адвоа Абоа, одна из муз дизайнера. — Вокруг него собираются самые разные люди: художники, музыканты, молодежь — кто угодно. Поэтому его работы остаются настолько значимыми. Он во всем умеет найти вдохновение». Джонс знает о Бейби Йоде не меньше, чем о Вирджинии Вулф, а упаковки гамбургеров McDonald's авторства Джулиена Макдональда ценит так же, как и свою коллекцию искусства, — его отношение к культуре точно нельзя назвать снобистским.
Аналогичный подход дизайнер транслирует и в рамках своего дебюта для Fendi: в качестве моделей он выбрал членов своей семьи и близких друзей. Отправной точкой для создания кутюрной коллекции стал модернистский роман Вулф «Орландо» — псевдобиографическое рассуждение писательницы на тему переменчивой природы гендера. Вулф посвятила книгу своей любовнице Вите Сэквилл-Уэст, сын которой позднее назвал этот роман «самым длинным и очаровательным любовным письмом в истории литературы, в котором Вулф исследует Виту, проводит ее сквозь века, меняет ее пол с одного на другой, играет с ней, одевает ее в меха, кружево, украшает изумрудами, дразнит ее, флиртует с ней и набрасывает на нее тень загадки».
«Орландо» не в первый раз служит отсылкой для модной коллекции: учитывая, какое важное значение уделяется в романе одежде как инструменту самоидентификации, неудивительно, что дизайнеры часто обращаются к нему за вдохновением. Однако Джонс решил использовать менее прямолинейные референсы. Так же, как и «Орландо» кочует между мирами и нарядами разных эпох, Джонс исследует архивы Дома Fendi через призму женственности приглашенных моделей и использует те отсылки, которые совпадают с датой рождения каждой из них.
Кроме того, Джонс видит много общего между ярыми феминистскими взглядами Вулф, да и всех женщин группы Блумсбери, и матриархальной историей Fendi. Несмотря на то что Карл Лагерфельд был креативным директором Дома на протяжении 54 лет вплоть до своей смерти в 2019 году, у руля бренда всегда стояли женщины — с момента основания Дома Адель Касагранде в 1925 году (свое название бренд получил по имени ее мужа, Эдуардо Фенди). В 1965-м пятеро дочерей Касагранде пригласили немецкого дизайнера, чтобы тот вдохнул в Fendi новую жизнь. В перерыве между уходом Лагерфельда и назначением Джонса роль креативного директора выполняла Сильвия Вентурини-Фенди, правнучка Касагранде, которая с 1994 года руководит мужской и аксессуарной линейками Дома.
«Мне всегда нравился Ким, и теперь, работая с ним бок о бок, я понимаю почему, — рассказывает Сильвия (она дружит с дизайнером больше десяти лет и продолжает играть значительную роль в творческих процессах бренда). — Я счастлива: люблю работать в дуэте, и это напоминает мне о нашем сотрудничестве с Карлом. Нам было суждено быть вместе. Это карма». «Я ею искренне восхищаюсь, — признается Джонс, отправляя Сильвии одно сообщение за другим. — Мне хочется, чтобы она мной гордилась».
Дебютная коллекция Джонса объединила в себе его давнюю любовь к британскому романтизму Блумсбери и историческое итальянское величие имени Fendi. «Вот что показалось мне крайне любопытным: чем больше времени я проводил в Риме, тем отчетливее видел, насколько велико было влияние этого города на группу Блумсбери», — замечает Джонс. Позже в качестве доказательства своих суждений он показывает мне альбом с рисунками Ванессы Белл, на которых сельские пейзажи Сассекса соседствуют с изображениями виллы Боргезе в Риме. Вулф всегда восхищалась «вечной тишиной» фресок Перуджино, а Фрай устраивал в Лондоне выставки работ старых итальянских мастеров, представляя свой взгляд на их творчество. «Если вы посмотрите на библиотеку Чарльстона или коллекцию книг Клайва Белла, то найдете там множество примеров. Все дороги ведут в Рим».
В коллекции мы видим «голые» драпированные платья, словно застывшие во времени на манер мраморных скульптур Бернини, но вручную расшитые полевыми цветами. Еще одна отсылка к Италии — мраморная бумага, которая когда-то служила переплетом для книг Блумсбери. В кутюрных ателье Дома этот референс использовали для создания новых техник обработки ткани.
Без внимания не осталась и трагическая история суицида Вулф — в 59 лет она утопилась в местной реке, и во время нашей с Джонсом прогулки мы буквально следуем по ее предсмертным стопам. Так в коллекции появились усыпанные кристаллами платья-халаты, украшения из муранского стекла каплевидной формы и уложенные завитками шиньоны. Несмотря на богатый декор, эти вещи не кажутся чем-то абстрактно-эфемерным — напротив, они выглядят вполне приземленно и очень в духе эстетики Джонса (исключение составляет разве что летящее платье из органзы: если бы не отделанный кристаллами подол, оно давно бы улетело). Наглядным доказательством тому служит Кейт Мосс, которая сидит на столе, облаченная в шелковый брючный костюм. «Мы живем в современном мире, поэтому мне важна связь коллекции с реальностью», — подчеркивает дизайнер. Тут впору вспомнить слова Виктории Бекхэм: «Ким очень хорошо разбирается в современной культуре, и когда к этому прибавляется невероятное видение и безупречное мастерство, ему нет равных». С ней согласна Абоа: «Я воодушевлена, потому что знаю: он наблюдает за тем, во что одеты мы с вами, постоянно следит за всем происходящим и за каждым из нас. Его цель — создавать одежду, которую женщины захотят носить. Я рада, что мне выпала возможность примерить эти вещи, и чувствую себя в них великолепно. У него прирожденный талант».
По возвращении из Сассекса в Лондон, домой к Джонсу, он продолжает показывать мне связанные с Блумсбери артефакты, которые собирал на протяжении многих лет. Дизайнер живет в районе Ноттинг-Хилл в гаргантюанских размеров «бункере» с собственным бассейном для утренних тренировок, огромной кухней, оборудованной под барбекю, и развешанной по стенам коллекцией произведений искусства, которой позавидует не один музей. Это его убежище от внешнего мира (приезжая в Лондон, Джонс предпочитает проводить большую часть времени дома).
Здесь наряду с собранием работ Рене Магритта, Фрэнсиса Бэкона и Амоако Боафо расположился расписанный Ванессой Белл комод, который некогда стоял в доме Вирджинии Вулф в Ричмонде. А еще картины Дункана Гранта, ширма Роджера Фрая, упомянутая в романе «Возвращение в Брайдсхед», а также бескрайняя библиотека книг в первом издании, рукописей и фолиантов с аннотациями, принадлежавших участникам Блумсбери. «Я одержим, — смеется Джонс. — Мне кажется невероятно захватывающей мысль, что вы можете все это купить, особенно книги, которыми люди делились друг с другом. К ним прикасались не только они сами, но и те, кого они любили и кому хотели подарить эту книгу… Как будто в них осталась какая-то особая энергетика. У вас нет стремления навсегда завладеть всем этим, вы просто временно храните их у себя».
Эта мысль созвучна с ответом Сильвии на вопрос о том, почему Ким — идеальный кандидат для модного Дома Fendi, который она любит больше, чем себя. «Вступив в должность, Ким первым делом попросил Дельфину (Делеттре, дочь Сильвии. — Прим. Vogue) присоединиться к нам, и это было лучшим решением: так он выразил свою любовь и то, что понимает Fendi. История Дома продолжается», — улыбается она. «Мне было важно, чтобы Дельфина тоже была в деле, ведь она представляет собой следующее поколение семьи», — продолжает Джонс. Делеттре основала собственный бренд украшений более десяти лет назад, а теперь руководит ювелирной линейкой Дома. «Я хочу проявить уважение к Сильвии и подумать о наследии бренда. Fendi — это история про сильных, умных женщин, которые знают свое дело. Про женщин-первооткрывательниц, каковыми были участницы группы Блумсбери и являются модели нашего показа. Моя задача — отдать дань уважения Fendi и историям всех этих невероятных женщин». Нас ждет новая прекрасная глава в истории итальянского Дома.