Главное о стиле и жизни последней императрицы Ирана Фарах Пехлеви

2 сентября в московском театре Моссовета, в рамках IX Международного фестиваля современной хореографии Дианы Вишнёвой Context, состоялась премьера балетов «Шут» и «Шахерезада». В виртуальном мире показ одноактного балета Алексея Мирошниченко на музыку Римского-Корсакова прошел еще в ноябре 2020-го. Тогда Vogue поговорил о работе над спектаклем, превращении кутюрных нарядов в сценические и о прототипе «Шахерезады» Фарах Пехлеви с художницей по костюмам Татьяной Ногиновой, которая в 2018 году получила «Золотую маску» за предыдущий балет Алексея Мирошниченко «Золушка». Вспоминаем это интервью, опубликованное 20 ноября прошлого года.

Героиня постановки одноактного балета Алексея Мирошниченко «Шахерезада» на музыку Николая Римского-Корсакова  — Фарах Пехлеви, внучка посла Ирана в Российской империи, которая училась в 1950-е годы в Париже, там же познакомилась с шахом Ирана, вышла за него замуж в платье Dior, родила четверых детей, увлекалась искусством как национальным, так и современным западным. Позировала Энди Уорхолу и собрала в Тегеранском музее выдающуюся арт-коллекцию, истории которой посвящена вышедшая в 2018 году книга Iran Modern: The Empress of Art. Была красавицей и модницей. Иранской Жаклин Кеннеди, а может, Раисой Горбачевой — героиней еще одной недавней театральной премьеры. 

Читайте также

Раиса Горбачева, первая леди СССР: что нужно знать о ее стиле

Ольга Михайловская

После Исламской революции 1979 года императорская семья вынуждена была бежать, шах вскоре умер от лимфомы, а 82-летняя императрица в изгнании сейчас живет между Парижем и Вашингтоном. Постановкой Алексея Мирошниченко, где главную героиню танцует Диана Вишнёва, а ее мужа — еще одна балетная легенда Марсело Гомес, Фарах Пехлеви, говорят, осталась довольна.

Почему героиней спектакля стала именно Фарах Пехлеви?

Все началось с музыки. Мы знали, что это будет музыка, написанная Римским-Корсаковым для балета «Шехерезада», который Михаил Фокин поставил в 1910 году для дягилевских сезонов. Но делать реконструкцию той постановки не хотелось, и раз само название отсылает нас к необыкновенной женщине, мы с Алексеем (Мирошниченко) и Альоной (Пикаловой, сценографом) стали набрасывать список великих женщин ХХ века. Как со знаком плюс, так и со знаком минус: воровок, авантюристок. 

При этом восточных?

Я все время спрашивала: почему мы должны говорить только о восточных женщинах? Неужели у нас за всю нашу долгую историю не было женщин, достойных рассказа? Но поскольку вопрос все время повисал воздухе, то я решила, что музыка все-таки первична, и если есть в ней этот восточный мотив, то он будет очень мешать в разговоре, например, о Ярославне. В общем, мы перебирали имена, и когда Альона вспомнила про Фарах Пехлеви, произошла какая-то химическая реакция. Мы стали пристально вглядываться в ее биографию и не могли не проникнуться уважением к ее желанию лучшей жизни для жителей своей страны. Наверное, это стало для нас решающим фактором. А дальше уже началась работа над персонажем. Мы решили, что это будет не условный балет, где во главе угла стоит танцевальная форма, а почти кино, поэтому были очень важны документальные подробности. 

Готовясь к спектаклю, что вы узнали про героиню?

Когда начинаешь копать глубже, выясняется, что существует только одна книга про ее жизнь — написанная самой Фарах An Enduring Love: My Life with The Shah. А такие фигуры в мемуарах вам не расскажут правды. Это официальная версия, которая призвана поддерживать образ некой Золушки. Вспомните мемуары Матильды Феликсовны (Кшесинской). Они рассказывают совсем другую историю, чем то, что мы можем прочитать о ней в дневниках директора императорских театров и воспоминаниях ее коллег. Так и у Фарах — они хорошо написаны, легко читаются, но немного пафосный, зачищенный, золоченный эффект в них присутствует. Но мы совершенно не против истории Золушки. (Смеется.) 

А что касается фотографий Фарах, их более чем достаточно. Ее и европейские агентства фотографировали, и наши — она приезжала в Советский Союз. Тут бросается в глаза разница между ее простецким, практически пионерским детством и более взрослыми фотографиями. Все меняется, когда она из подростка превращается в девушку, уезжает в Париж и поступает в архитектурную школу. Париж вообще здорово меняет и внешность, и какие-то внутренние качества человека. На фотографиях тех лет это фантастической красоты юная парижанка. Я уверена, что шах не мог пройти мимо такой красавицы. При этом мы знаем, что к тому моменту семья фактически не подтолкнула, а дотолкала его до мысли, что ему нужно жениться на женщине, которая сможет родить наследника, и он активно такую искал.

Она была третьей женой шаха. 

Да, первый брак у Резы Пехлеви был с египетской принцессой, от этого брака есть дочь. Но сам брак закончился довольно быстро. Говорят, египетская принцесса имела совершенно неудержимый характер, к тому же могла позволить себе выпить. В общем, семья распалась. Следующий брак был с Сорайей. Про нее даже есть одноименный фильм. И нужно сказать, что эта женщина была любовью всей жизни Резы Пехлеви. Но она переболела корью во взрослом возрасте и, к сожалению, не могла подарить наследника. Они развелись, ее вывезли из Ирана, больше она не возвращалась, но шах обеспечил ее безбедное существование на вилле в Швейцарии. И вот представьте себе: мы с вами, современные женщины со своими амбициями, получаем приглашение выйти замуж, зная, что муж до встречи с нами безумно любил другую женщину и только обязательства перед страной заставили его развестись. То есть ты фактически нужна как мать наследника. Все это требует недюжинной силы и мудрости, чтобы в таких обстоятельствах не только выйти замуж, но стать для своего мужа такой опорой и поддержкой, что шах в результате короновал Фарах как императрицу Ирана впервые за две с половиной тысячи лет. Перед ее умом и тактом я не могу не преклоняться.  

Что бы вы сказали о стиле Фарах? На фоне Ирана того времени насколько она выделялась?

Прививка парижской жизни не прошла даром, вкус Фарах сформировался там, плюс у нее была возможность заказывать наряды у французских модных Домов. Но нужно сказать, что в тот момент иранские женщины не прятались под хиджабы и одевались как их современницы где-нибудь в Болгарии. Моду Ирана 1960–1970-х годов легко сравнить с восточноевропейской модой. Она, конечно, не была такой радикальной, как в Париже и Америке. Мы не увидим хиппи в Иране, но джинсы клеш и трикотажные пуловеры пропали с улиц только после религиозной революции.

В этом смысле Фарах не столько символ перемен, а скорее отражение духа времени?

Безусловно. При этом она, конечно, была и иконой стиля, и, как говорили про Диану, «народной» шахиней. Она не боялась ездить по самым бедным районам и пожимать руки больным людям, для которых это очень многое значило, она была (и есть) любима. Но сказать, что она ввела моду на мини-юбки, нельзя. 

Если вы посмотрите ее фотографии, то увидите, что она очень четко соблюдает дресс-код. На официальных приемах — это классика, как у королевы нашей Елизаветы (смеется): платья, которые, полуприлегая, повторяют форму женского тела, но не беспардонно его «продают», плюс пальто. И надо сказать, что у Фарах прекрасная фигура. Она в юности играла в баскетбол, и эти удлиненные пропорции позволяли ей эффектно носить кутюр, чем она, конечно, пользовалась. А так она выбирала и платья-трапеции с воротником апаш, и бриджи с джемперами. 

При этом, конечно, короткую стрижку Фарах никогда не носила, у нее была то бабетта, то косы вокруг головы, то эффектно повязанный платок — во время поездок по стране. Пехлеви прекрасно мимикрировала под ту среду, в которой оказывалась. К детям-сиротам приезжала в демократичной нейлоновой блузке в цветочек и брюках, на прием индийской делегации надевала длинное платье, расшитое золотыми нитями. Понятно, что одеваться уместно ситуации должны все высокие чины, но ей, благодаря вкусу и такту, это удавалось очень успешно. Популярные в те годы броши она ни за что не надела бы на встречу с крестьянами, и думаю, из этого тоже складывается легенда о скромности Фарах. А знаете, что меня потрясло в бывшей резиденции шаха в Тегеране? Внешне дворец и парковый комплекс построены с учетом традиций иранской архитектуры, с небольшими отголосками 1960-х, но когда ты попадаешь на второй этаж, в личные апартаменты, там сплошь американский дизайн второй половины 1950–1960-х годов. Кухня, игрушки — все заокеанское. И этот контраст между иранской традицией и американской универсальностью добавляет перчинки в ощущения. 

Если не ошибаюсь, во время революции американизм был одной из претензий к императорской семье. Но вернемся к балету. Как вы создавали костюмы? 

У Фарах два вида костюмов: статуарные, задача которых продемонстрировать монументальность шахини, и танцевальные. И это два разных направления в работе. Пожалуй, самый сложный костюм — это ночная сорочка, в котором Диана танцует вариацию. Несмотря на простоту, он решает очень много задач. С одной стороны, он должен быть удобен для балерины, не может быть такого, чтобы в дуэте она вдруг выскользнула из этой эфемерной сорочки. А с другой стороны, должен создавать образ невинности и сексуального манка одновременно. В результате получилась очень серьезная конструкция на основе купальника, с которой мы довольно долго боролись, и примерок было куда больше, чем для свадебного или коронационного платья. 

С нарядом для коронации сложность в другом — оно надевается прямо на сцене, и этот трюк требует выдержки у тех, кто принимает в нем участие. Сама Диана ничего делать не может, кроме как аккуратно подавать руки или поворачивать голову. А вот фрейлинам нужны железные нервы. Некоторые сдавались и плакали, но в итоге нашлась стрессоустойчивая девушка Эля, которая с достоинством богини, но при этом очень быстро надевает на шахиню туфли, мантию со шлейфом, украшения и корону. И это речь в ее честь, потому что работа художника по костюмам очень зависит от того, кто работает с ними на сцене. 

В спектакле есть и реплики дизайнерских вещей. Свадебного платья, которое шил Ив Сен-Лоран, тогда работавший в Dior, и костюм Chanel. С ними особая работа?

С Chanel сложность была в том, что это не просто тотал-лук: платье, жакет, сумочка, там даже туфли сделаны из букле «Шанель». Во-первых, у лодочек Chanel конкретная форма и конкретный каблук, и их было важно воспроизвести. А во-вторых, надо помнить, что балерины не каждую обувь наденут, им нужна определенная колодка. В общем, пришлось искать в Перми мастера, который сделал бы туфли, отвечающие всем условиям. И мы такого нашли.

А со свадебным платьем смешно вышло. Очень важно не только то, как платье появляется на сцене, но и как оно с нее исчезает. Об этом нужно думать заранее. Если ты сделаешь какую-нибудь невидимую застежку, а танцовщику нужно расстегнуть ее в темноте влажными от пота руками за секунду до большого дуэта, есть шанс, что тот ее просто не найдет. А если Марсело Гомесу нужно снять с Дианы на сцене платье, он его снимет в любом случае — даже порвав надвое. Здесь уже не до эстетики: надежнее пришить молнию от куртки, даже если все внутри тебя вопиет от ужаса и отвращения. Но со свадебным платьем проблема была не в этом. 

Шах снимает платье с жены перед вариацией в сорочке. Мы внимательно изучили фотографии с их свадьбы: материал, крой, отделка, сделали реплику, правда, не из шелка, а из полиэстера, выдали на репетицию. И тут звонит мне Алексей и хохочет: «Таня, приходи. Твоя юбка стоит стогом посреди сцены». Дальше мы стали искать ответ на вопрос: как сделать так, чтобы платье в стиле New Look с огромной юбкой из тридцати метров ткани легло на пол нежным лепестком и стало бы почти незаметно. В итоге придумали сборки-воланы, которые изнутри пришиты одна за другой — и, когда платье падает, они складываются, превращаются практически в точку на сцене. Все мучения увенчались успехом. Но если бы зритель знал, через какой ад мы проходим, он бы, наверное, внимательнее смотрел на костюмы. (Смеется.) Чего только не бывает. И ругаемся, и рвем платья в ярости, и плачем, и всем театром приклеиваем блестки и нанизываем жемчуг. Зато когда потом на сцене костюм и выглядит шикарно, и видно, что он помогает артисту, значит, все не зря.