За 45 лет жизни Анджелина Джоли имела немало завидных попечителей. Она родилась в звездной голливудской семье Джона Войта и Маршелин Бертран, училась в престижном Институте театра и кино Ли Страсберга, снялась во множестве блестящих фильмов, таких как «Прерванная жизнь» (1999), который принес ей в 2000 году «Оскар» за лучшую женскую роль второго плана, или «Подмена» (2008) Клинта Иствуда. Фильм Джоли-режиссера о любви во времена Боснийской войны «В краю крови и меда» (2011) был снят при участии очень опытной и профессиональной команды. Все актеры были родом из разных частей бывшей Югославии, многие из них видели войну сами. Но, пожалуй, именно гуманитарная работа Джоли с беженцами преподала ей самые значительные жизненные уроки.
«Я многому научилась у беженцев, — рассказала Джоли Vogue. — Узнала от них столько всего о семье, душевной стойкости, достоинстве и выживании, что не найду слов, чтобы передать это». Мать шестерых детей провела почти три десятилетия сотрудничая с Управлением Верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ ООН). Сначала она была послом доброй воли, а в 2012 году за усердие и самоотверженную работу ее сделали специальным посланником Агентства по делам беженцев ООН.
На первую миссию Джоли отправилась в Сьерра-Леоне в последние годы гражданской войны, которая шла там с 1991 по 2002 год. С тех пор она посетила Ливан, чтобы встретиться с сирийскими детьми-беженцами, Иракский Курдистан — чтобы указать на необходимость поддержки 3,3 миллиона иракцев, которые были вынуждены покинуть свои дома; Таиланд, на севере которого семьи из Мьянмы ищут укрытия в лагерях беженцев, и совсем недавно — Колумбию, где более четырех миллионов венесуэльцев живут в изгнании.
Какова же роль Специального посланника УВКБ ООН? Он привлекает внимание общественности к крупным кризисам, которые заканчиваются массовой насильной миграцией. Джоли выступает как представитель организации и дипломат. «Сейчас моя работа состоит в том, чтобы сражаться вместе с коллегами за права беженцев, противостоять насильной депортации и искать способы дать беженцам возможность учиться, — объясняет она. — УВКБ ООН предоставляет беженцам защиту. Мы помогаем тем, кто вынужден был бежать из зоны военных действий, кого преследовали, чьи права нарушались».
Vogue обсудил с актрисой ее работу в УВКБ и узнал, как этот опыт изменил ее восприятие материнства.
Я думаю, все люди равны. Своими глазами вижу насилие и страдания и не могу бездействовать. В мире происходят нападения с использованием химического оружия, изнасилования, избиения, преследования и убийства. Практикуется женское обрезание. Люди бегут из своих стран не потому, что хотят лучшей жизни. Они бегут потому, что иначе им не выжить.
Больше всего я хотела бы, чтобы всему, что заставляет людей покидать родину, пришел конец. Хочу, чтобы то, чего можно избежать с помощью предупредительных мер, не случалось, чтобы те, кого можно защитить, получали защиту, чтобы преступников призвали к ответу.
Я вижу, что для защиты базовых человеческих прав делается недостаточно, вижу недостаток дипломатических действий. Виновные остаются безнаказанными. Многие люди наживаются на хаосе, который творится в сломленных и зависимых странах, и мне от этого тошно. Ради политических выгод лидеры поддерживают запугивания, растет национализм и ярость в адрес непохожих.
Но, с другой стороны, я также наблюдаю и потрясающую щедрость многих стран в адрес беженцев. А в самих беженцах вижу невероятную силу и стойкость. Ситуация не безнадежна. Всего пять конфликтов являются причиной двух третей всех бегств за пределы родной страны: сирийский, венесуэльский, афганистанский, мьянманский и южносуданский. Поменяв динамику в этих регионах, можно повлиять на проблему беженства в целом.
Я видела человечность. Как люди, пережившие ужасы насилия и тяготы жизни, продолжают делать все, чтобы заботиться о своих семьях. Любой из нас в подобной ситуации сделал бы то же самое. Как и мы все, они хотят безопасности, хотят иметь дом, быть свободными.
Эти реалии ужасно трудны для беженцев и вынужденных переселенцев. Часто они жертвы изнасилования или сексуальных домогательств. Они страдают от болезней, которые существуют в любых странах в мирное время, но у них нет доступа к системе здравоохранения, как у нас с вами.
Наконец, беженцы часто живут в палаточных лагерях, что делает их уязвимыми перед природными условиями. В прошлом месяце бангладешских беженцев настиг циклон.
Я очень переживаю за ситуацию в Йемене. Уже пять лет люди там живут в условиях жесткого конфликта. Они пострадали от воздушных нападений, обстрелов, сексуального насилия и пыток. Половина их госпиталей уничтожена. Многие находятся на грани голодной смерти. А теперь по ним ударил еще и коронавирус.
Несмотря на все это, международное сообщество выделило даже менее половины средств, необходимых для осуществления операций по предоставлению помощи местным людям до конца этого года. Это значит, что в августе, когда деньги закончатся, программы, которые поддерживают жизни тех, кто оказался в разгар пандемии на поле битвы, будут остановлены.
Это внушает ужас. Происходит такое повсеместно: мы не можем способствовать прекращению войн и не делаем достаточно для того, чтобы люди выжили. Агентство по делам беженцев ООН не прекратит работу и продолжит делать все, что может. Однако найти на это средства без поддержки со стороны будет очень сложно.
К сожалению, мы сейчас находимся на этапе, на котором экономические и социальные последствия кризиса только начинают себя проявлять. Финансовая гуманитарная поддержка и без того была мала. Сложно представить, что ждет вынужденных переселенцев и беженцев в новых условиях. Думать об этом по-настоящему страшно. Пришло время солидарности, время понять, что беженцы находятся на передовой борьбы за выживание и соблюдение базовых прав человека.
Многие мои коллеги по УВКБ ООН и даже сами беженцы стали в каком-то смысле моими наставниками. Помню одну из первых миссий в Сьерра-Леоне: слушая истории людей, в какой-то момент я расплакалась. Там была потрясающая бабушка, которая ухаживала за внуками-сиротами. Она силой меня подняла и попросила не слезы лить, а помочь. Никогда этого не забуду.
Моя жизнь в мире кино — про искусство и связи с общественностью. Иногда фокус смещается на развлекательный аспект, но в последнее время, с тех пор как я начала заниматься режиссурой, эта работа скорее про те мировые проблемы, о которых я хочу рассказать. Фильм «Сначала они убили моего отца» соединил эти два мира. На самом деле это история о трудном периоде той страны, из которой родом мой сын. Статус мамы тоже влияет на мою работу. Так что нет, несостыковки я не вижу.
Камбоджа — страна, где я впервые раскрыла глаза и узнала о проблемах беженцев. Благодаря ей я начала заниматься международными вопросами так глубоко, как не могла себе представить раньше. Благодаря ей присоединилась к УВКБ ООН. Кроме того, эта страна сделала меня матерью. В 2001 году в коммуне Самлоут я сидела на полу с маленьким ребенком и играла с ним в кубики, и вдруг стало отчетливо ясно: «Мой сын где-то здесь». Спустя несколько месяцев я встретила крошку Мэда в приюте. Не могу это все никак объяснить — я не верю в предзнаменования, и я не суеверна. Но это было так ясно и очевидно.
Самлоут была первым и последним оплотом «Красных кхмеров». Поездка туда стала первой моей поездкой в рамках сотрудничества с УВКБ ООН, потому что эта коммуна находится на границе с Таиландом, куда люди не могли вернуться. Там повсюду были мины. Я решила инвестировать средства в это место, жить там и пытаться помочь местным. Только на моем участке нашли 48 мин. Мой дом находится на одной территории с штаб-квартирой моего фонда. На организацию работают только местные, и так и должно быть. У меня отличная команда.
Такие разные способы завести семью одинаково прекрасны. Важно открыто говорить обо всем и делиться друг с другом мыслями и чувствами. «Сирота» и «приемный ребенок» в нашей семье — положительные слова. Я не могу рассказать своим приемным детям о беременности ими, но я подробно и с любовью рассказываю им о том, как я их нашла и каково это было — впервые взглянуть в их глаза.
Каждый приемный ребенок — прекрасный и полный тайн мир. И ваши миры переплетаются. Если приемный ребенок родом из другой страны и принадлежит к другой расе, эти тайны — подарок. Для них важно не терять связь со своими корнями. Их корни — не твои корни. Почитай их. Учись у них. Быть на этом пути вместе — потрясающе. И это не они входят в твой мир, а вы входите в мир друг друга.
Да, это так, я об этом думала. Сначала считала, что не стоит усыновлять ребенка из Вьетнама, потому что Мэд родом из Камбоджи, а у этих стран исторически сложные взаимоотношения. Позже, читая книгу о правах человека, я заметила, что уставилась на фотографию вьетнамского военного, которого американцы держали в плену. Задумалась о своей стране и ее вмешательстве в дела Юго-Восточной Азии. И поняла, что стоит думать о будущем, где все мы — одна семья. Пакс — сила и ядро многих вещей в нашей жизни. Мне очень повезло, что мне дозволено быть им матерью. Я благодарна за это каждый день.
Это решение было принято во благо моей семьи. И оно было правильным. Я продолжаю работать над тем, чтобы детей это не ранило. Есть те, кто воспользовался моим молчанием, дети видят много лжи о себе в СМИ. Но я напоминаю им о том, что они и только они знают правду. На самом деле мои дети — шестеро невероятно сильных и храбрых молодых людей.
Я продолжу сотрудничать с УВКБ ООН в попытках содействовать разрешению мирового кризиса и обмену информацией, а также просвещать людей касательно того, что на самом деле происходит. Еще продолжу сотрудничать со Всемирной службой BBC в рамках их проекта по обеспечению медиаграмотности среди молодых людей. Также я работаю с неправительственной организацией Amnesty International над книгой о правах ребенка. В начале карантина подумала, что пришло время научиться готовить. Не вышло. Я понимаю, когда нужно остановиться.
