Харрис Рид — самый крутой студент Central Saint Martins, модель Gucci и костюмер Гарри Стайлса — не опускает руки из-за пандемии

Одевать Гарри Стайлса и Соланж, и не однажды, а по самым разным поводам, работать с Gucci (в качестве модели на показе и в рекламной кампании первого агендерного аромата Дома) — для многих дизайнеров такие пункты в резюме имели бы колоссальное значение. А достичь всего этого еще до выпуска из Central Saint Martins — вот что точно дорогого стоит. Для рядового студента история совсем не типичная. Добро пожаловать в изысканный, переменчивый, усыпанный блестками мир Харриса Рида.

На этой неделе в карьере 24-летнего маэстро наступил поворотный момент. 20 мая, в свой день рождения, Рид запустили (Харрис — гендерквир, уважительное обращение в данном случае — «они») инстаграм-фильтр с белой широкополой шляпой из своей отчетной коллекции с первого курса, которая в свое время и заинтересовала стилиста Соланж. Фильтр уже опробовали Кайя Гербер, Джоди Тернер-Смит, Томми Дорфман и Джереми О. Харрис, тем самым подогрев интерес к выпускной коллекции Харриса, которую мы рады представить на Vogue.

Она называется Thriving In Our Outrage («Цветущий среди безобразия»). Глядя на готовую линию из шести образов, с трудом веришь, что все это было сделано не в студии, а в лондонской квартире Рида. Только вообразите: костюм из пиджака с гигантскими лацканами и клешеных брюк, платья дебютанток с кринолинами и из тканей с анималистичным принтом, сапоги на высоченных платформах и, конечно, те самые шляпы с полями диаметром в один метр, выполненные из шелка и кружев.

Выпускной показ, который пришлось отменить из-за эпидемии, решили заменить лукбуком. Фотографом выступила студентка второго курса CSM Белла Томас (она изолируется вместе с Ридом и всячески их поддерживает), а моделью — Харрис собственной персоной. Более того, ребята оживили эти картинки — иллюстратор Лукас Палумбо нарисовал по их мотивам скетчи, которые затем анимировала художник-мультипликатор Лорен Дин Хантер.

Накануне мы встретились с Харрисом в Zoom — расспросили о природе их идей, о процессе создания коллекции, об опыте работы со Стайлсом и размышлениях на тему будущего моды.

Во всем, что мы делаем, присутствует флюидность и рокерская романтика, так что задачей было найти такую точку опоры, которая смогла бы вывести это великолепие на совершенно новый уровень. Однажды во время очередного «путешествия» по архивам Central Saint Martins нам на глаза попалась заметка об этом безумном аристократе: на часах — три часа ночи, перед нами — Генри Пейджет. Он организовал театр в своей фамильной часовне, ставил там пьесы Оскара Уайльда для соседей, на костюмы для каждого спектакля тратил колоссальные суммы (если переводить на современные деньги, одна постановка обходилась порядка 4,8 миллиона фунтов). Пейджет — персонаж, воплощающий все те крайности, которые так нас будоражат: невероятные орнаменты, кристаллы, шляпы «папского» фасона. Он позволял себе быть самим собой без малейшего смущения.

Нам нравится тейлоринг той поры — костюмы Томми Наттера, брюки клеш, бархат, Мик Джаггер в фильме «Представление» (1970) — во всем тогда присутствовал наш любимый декаданс. Для еще более взрывного эффекта мы добавили несколько гибридных изделий, навеянных платьями «дебютанток» модельера Чарльза Джеймса. Пышные драпированные юбки на кринолинах из стальных прутьев в сочетании с блузками, бантами и костюмными жакетами.

Раньше нам казалось, что носить узкие джинсы с розовой блузкой и военными ботинками — безумие. А в Central Saint Martins ребята обесцвечивают брови, бреют головы, носят парики — они исследуют себя. Мы ходим на все мероприятия Чарльза Джеффри (Charles Jeffrey Loverboy) с самого начала. Именно благодаря Лондону мы делаем ту одежду, которую делаем. Даже если что-то не совсем удается, мы знаем, что эта вещь уникальна и отвечает нашим идеалам.

С юных лет нам было ясно, что мода обладает непосредственной властью — с ее помощью можно легко столкнуть человека с тем, что ему совсем не нравится. Наш каминг-аут случился, когда нам было девять, тогда и начались эксперименты с гендерной флюидностью — придешь в школу в розовой рубашке или при бабочке, и все на вас оборачиваются. Психология того, как люди, часто неосознанно, реагируют на моду, формируют свое мнение на ее счет, — нас это восхищает. 

Разрушение гендерных границ с годами становилось для нас все важнее и важнее. Захотелось заняться изобразительным искусством, мы любим гончарное дело, рисование, танцы — когда-то в нашей жизни был балет. Но потом вдруг пришло осознание — на улице куда больше людей, до которых можно достучаться, чем в галерее. Народ очень восприимчив к тому, как вы выражаете себя через одежду, и к влиянию, которое это самовыражение способно оказывать. Все мы как ходячие знамена.

Когда Гарри Стайлс впервые вышел в свет в нашем костюме, окружающие говорили нам: «Не пойму, почему всех так бомбит от клешеных брюк и блузок на парне, это же совершенно нормально». Вот только считать подобное нормой — своего рода привилегия. Заявления о том, что одевать мужчину в платья и прочие женские предметы — отвратительно, нам тоже прилетали. В такие моменты начинаешь понимать, что одежда может породить целое движение.

Давний стилист Стайлса Гарри Ламберт был одним из первых, кто начал брать у нас одежду еще во времена нашей учебы на первом курсе — он просто написал в инстаграме, у нас тогда было около тысячи подписчиков (сейчас цифра выросла до 153 тысяч). И вот спустя пару месяцев Ламберт говорит: «Думаю, ваши вещи подойдут одному моему клиенту». Он дал нам несколько референсов — Мик Джаггер, Джими Хендрикс — со словами: «Развлекайтесь, сотворите нечто умопомрачительное». На работу была всего ночь, наш первый коммерческий заказ.

Прошел день, Ламберт звонит и говорит, что клиент в восторге, а мы все еще не знали, о ком именно речь. Он позвал нас на встречу — подъезжайте по такому-то адресу, увидимся у служебного входа. После занятий едем туда, подходим ближе и понимаем, что это театр Hammersmith Apollo, и рядом вывеска: «Гарри Стайлс — все билеты распроданы».

Там были тысячи девчонок, буквально повсюду девчонки. И мы — в красной шубе из искусственного меха, с тонной теней на веках, в сапогах на платформе и серебряных брюках клеш. Подбегаем к девушке на охране и такие: «Привет! Мы к Гарри Стайлсу». А она в ответ: «Ага, дорогой». Говорим ей, что будем его персональным дизайнером, а она даже вопросов никаких задавать не стала, тут же впустила нас.

Мы здорово ладим. Нам сначала казалось, что все ограничится одной встречей, но Гарри оказался очень участливым, однажды даже схватил нашу ручку, чтобы не позволить стереть какую-то деталь. Он и раньше носил восхитительные костюмы, но на оборки не налегал. Гарри нам и вправду доверяет.

У мамы столько историй, что можно рассказывать бесконечно. Будучи моделью, она ходила в «Студию 54» в компании Энди Уорхола. Помним, бывало, она делает свечи на кухне, а отец тем временем в соседней комнате отбирает кадры для фильма. Главное в его лентах — подача, чтобы достичь нужного эффекта, приходилось тщательно все прорабатывать. Умение заострять внимание на том, что нужно, но при этом видеть картину целиком, у нас от него. Ведь одежда — это не просто одежда. Кто ее носит? В какой обстановке? Какой подписью это сопроводить? Мы прежде всего рассказываем историю.

Показ в традиционном понимании мертв. Не думаем, что формат целиком переместится в диджитал — бренды все равно будут пытаться устраивать закрытые шоу для особых клиентов, байеров и редакторов. Но в то же время презентация не должна обходиться одним лайвстримом. Это может быть фильм, пьеса, какой-то интерактивный эксперимент, CGI. С появлением инстаграма и TikTok людям стало интересно, что скрывается за закрытыми дверями.

Карантин нагрянул буквально через пару дней после того, как мы показали свои наработки наставникам — что-то они одобрили, что-то предложили поменять. Грустнее всего то, что многие вещи создавались именно для подиума — у нас, например, были сварены гигантские металлические шляпы, они так и остались в здании колледжа. А в остальном… Сотни метров ткани повсюду, сами изделия громоздкие… Это было настоящее приключение!

Время подумать — это роскошь, которой у нас не было последние года два. Все строилось на интуиции. Эти дни, проведенные за шитьем, влюбляли нас в ремесло снова и снова. Думаем, грядет ренессанс пошива на заказ, люди будут покупать меньше готовых вещей, что-то мастерить сами. Сейчас мы как никогда нуждаемся в воображении. И раз нам удается дарить людям эскапизм, значит мы делаем правильное дело.