Алина Глазун — 33-летняя московская художница и искусствовед, которая работает со словами и предметами. Ее запоминающиеся инсталляции с буквами для игры «Эрудит» вы наверняка видели на арт-ярмарках, в музеях и на просторах инстаграма. Сейчас в ММОМА идет выставка «Летняя коллекция», где транспарантам Алины отведен целый зал. На этой неделе ее работы едут в Берлин, а на предстоящей ярмарке Cosmoscow Глазун представит арт-объекты и свой первый фарфоровый сервиз. Vogue встретился с Алиной накануне осеннего сезона и обсудил с ней дадаизм, моду и искусство прошлого.
Последнее — это звание, которым меня наградил художник и мой приятель Дмитрий Гутов. Я сначала не понимала почему, но потом смирилась, — видимо, его вдохновили мои яркие наряды и несовместимые фактуры. К тому же я часто работаю с найденными предметами, которые кто-то может считать ненужными.
Многие думают, что в моих работах заключен какой-то месседж. Но для меня текст — это некий орнамент, в котором меня волнует сочетание цвета с ритмом букв, а смысловая нагрузка вторична. Мне важно, чтобы слово было приятно читать, произносить. Я пытаюсь опустошить слово от привычных коннотаций, предлагаю зрителю посмотреть на него более чисто. Когда в пустую коробку наклеиваешь фразу, кажется, что это концептуализм. А если добавляешь туда котика с висящими ушками и тупым лицом — пафос снижается. Это дадаистическая практика, она мне близка, но с фокусом на благородство и визуальность вещей и цветов.
Это часть моей серии из десяти транспарантов, которую мы делали с питерской галереей «Миф» для «Пассажа» в 2019 году. Все, что написано на транспаранте, кажется манифестом. На моих транспарантах изображены довольно бессмысленные вещи: допустим, тигр, вопрошающий: «Ррр-рр-ррр?». Это концентрация моей работы с текстом. Ономатопея — звукоподражание животному, это несуществующее слово, но благодаря вопросительному знаку в конце оно вовлекает тебя в диалог, являясь по сути точкой ноль. Это то, к чему я стремлюсь, полное смысловое разрушение, коммуникация ради коммуникации. Этот метод позволяет открывать внутри себя и внутри зрителя пространства смыслов, куда очень многое можно проецировать.
После работы в жанре паблик-арт я поняла, что самые простые фразы, которые я использую, люди воспринимают по-разному. Например, фразу «Все немного разные», которая висела на фасаде Музея Москвы, практически ни одно издание не смогло правильно подписать. На фото был мой текст, а в подписи различные его вариации: «Все немного разные», «Мы такие разные», «Все такие разные» и так далее. Проекция наших знаний настолько превышает то, что мы реально видим. А как же мы вступаем в диалог? Получается, заведомо друг друга не понимая. Был еще один уличный проект — автобусная остановка с надписью «Все разминулись», и там тоже, конечно, началась народная интерпретация: «Мы разминулись», «Они потерялись». Меня это очень захватило, и я даже посвятила этому феномену свою персональную выставку в галерее «Миф» в этом году. Ключевыми на выставке были вопросы: «Что мы видим?», «Что тут написано?» и фраза «Смотри». А заканчивалось все на скульптуре курочки, купленной на блошином рынке, к которой случайно подошел металлический нимб от иконы. Позади нее я написала «ко-ко-ко». Для меня это кульминация, конец языка, конец смысла, чистота.