Три года назад на страницах другого издания мне довелось резюмировать, что из моды практически исчез секс. Коллекции Тома Форда для Gucci, пышущие эротизмом съемки Vogue Italia, Рианна в «голом» платье Adam Selman на красной дорожке CFDA — все это вдруг стало восприниматься как достояние прошлого. Как говорится, прошли-проехали. Топить за гиперсексуальность продолжил разве что Энтони Ваккарелло на посту креативного директора Saint Laurent. Вот уж у кого женщины по-прежнему превращались в «сплошные ноги», без стеснения обнажали грудь, не считали нужным выбирать между мини и декольте — дайте два и пооткровеннее! Но один дизайнер на подиуме не воин, а другие примкнуть не спешили. Напротив, даже Versace и Tom Ford будто снизили свой традиционно высокий градус сексуальности.
С модных радаров эротика пропала сразу по неcкольким причинам. На конец 2017 года пришелся скандал с Харви Вайнштейном — и то, что раньше считалось флиртом, превратилось в харассмент. Вдохновившись голливудским примером, фэшн-индустрия наконец-то набралась смелости обличить собственных «вайнштейнов», в том числе нескольких крупных фотографов, признанных классиков глянца. Некоторые из них прославились гиперсексуализированной картинкой, и теперь подмоченная репутация авторов играла против самого жанра. На каждого, кто увлекался провокационными съемками, тоже смотрели чуть косо. Логично, что фотографы — как оставшиеся у власти старые, так и новые — решили не экспериментировать в этом направлении.
Еще новая оптика позволила под другим ракурсом взглянуть на принцип sex sells (все, что связано с сексом, лучше продается) — и увидеть, что он часто шел рука об руку с банальной объективацией женщин. За которую, кстати, сегодня вполне могут подвергнуть остракизму — и вряд ли хоть один из модных Домов желает себе такой судьбы. Помните, с чем Эди Слиман дебютировал в Celine? Та первая коллекция с коротенькими платьями в блестках вызвала в лучшем случае недоумение, в худшем — негодование. И почти единодушный вердикт: male gaze (мужской взгляд, который смотрит на женщину оценивающе). Мол, Эди позволил себе то, чего никогда не позволила бы его предшественница Фиби Файло: сексуализацию и объективацию. И хотя от замечаний своенравный Слиман отмахнулся (да еще и возмутился, что женщинам не позволяют носить мини-юбки), курс все-таки скорректировал. Семь коллекций спустя Celine — скорее переосмысление стиля буржуа и спорт-шик, а редкое глубокое декольте идет в комплекте с худи, джинсовкой и другой курткой — от греха подальше.
И наконец, в 2010-х в поп-культуре случился бум контента 18+. Не зря же главным сериалом десятилетия считается «Игра престолов», где откровенных сцен было точно не меньше, чем сражений на мечах. Многомиллионными тиражами продавалась трилогия «50 оттенков серого», а три экранизации, вопреки разгромным рецензиям, суммарно заработали в прокате больше миллиарда долларов. Майли Сайрус голой раскачивалась на строительной шар-бабе, Ферги поливалась молоком, напевая что-то двусмысленное про молочный коктейль, а Ники Минаж устраивала тверк-шоу своему коллеге Дрейку. И это не говоря уже про инстаграм, где, несмотря на цензуру, успешно развивались ню-жанры. В итоге секса стало так много, что пропал вау-фактор. Для человека, коротающего время за просмотром HBO, даже строчки дерзкой песни WAP — аббревиатура wet ass pussy — звучат почти что буднично. «Тащи ведро и швабру для этой влажной киски, отдай мне все, что есть, за эту влажную киску»? Эка невидаль!
Конвенциональная, нарочитая сексуальность так и оставалась бы на модной периферии. Но в дело вмешалась пандемия, вылившаяся в самоизоляцию. Да, мы могли видеть друг друга и слышать — спасибо за это современным технологиям. Увы, с тактильностью все оказалось сложнее: ее-то по зуму не сымитируешь. Из всех органов чувств осязание страдало сильнее всего. И хотя прикосновения не всегда про секс (дружеские объятия никто не отменял), секс — всегда про прикосновения. И часть тех, кому не довелось коротать карантин в компании второй половины, тосковала именно по физическому проявлению любви. Немудрено, что всю весну в Сети обсуждалось грядущее hot vax summer (по аналогии с hot girl summer, только тут в главной роли вакцина). И, как подметила журналистка Эллисон Дэвис из издания The Cut, проведя так много времени наедине с собой, мы не только жаждем контактов с другими людьми, но еще и лучше понимаем свои сексуальные желания.
Наверное, было бы странно, если бы при таких условиях жарче не стала и мода. Платья и боди с открытой спиной, как на показах Gabriela Hearst и Hermès. Ультракороткие топы, как у Jacquemus, и заменяющие их бра, как у Alberta Ferretti. Микрошорты, как у Miu Miu, Versace и Isabel Marant. Или даже высокие сатиновые трусы, ставшие главными героями коллекции Saint Laurent.
А еще — сетка и хитросплетение всевозможных веревочек. И полупрозрачное платье в пол, которое стилисты Valentino рекомендуют носить без белья. Дизайнеры впервые за несколько лет стремятся не одеть нас, а раздеть. И пусть лично я стою на том, что обновленный Blumarine продает скорее не секс, а ностальгию по нулевым, когда бренд действительно гремел, прокомментировать показ все равно хочется любимым выражением Пэрис Хилтон: «Это горячо». А уж как взбудоражил общественность ролик-показ Mugler!
Не подиумом единым: рекламные кампании Diesel и Jacquemus со страстно целующимися парами — тому подтверждение. «А как же объективация? — возможно, спросите вы. — Не последует ли обвинений?» Не последует. Решая поиграть в секс, бренды теперь действуют куда деликатнее. И Diesel, и Jacquemus, скажем, ангажировали для съемок реальные пары. Что примечательно, очень разные: стереотипы о сексуальности, как и стереотипы о красоте, расшатываются (в том числе с помощью таких кампаний!), и сексуальность больше не ассоциируется с одним-двумя конкретными типажами, как это было в рекламе 1990-х и 2000-х. И хотя одни герои одеты в меньшей степени, чем другие, акцент здесь не на обнаженку; да, у фотографий есть провокационный элемент, но главное в них — чувственность, интимность, а не голые тела.
Чувственность — это в принципе то, что отличает новый секс в моде от старого, где ставка часто делалась на «порнографичность». Неспроста в английском «сексуальность» и «чувственность» очень созвучны: sexuality и sensuality.
Они действительно хорошо рифмуются. Например, в съемке 19-летней Билли Айлиш для британского Vogue. Поп-королева зумеров, которую мы привыкли видеть в безразмерных худи, захотела (да-да, сама — никакого подстрекательства, в сексе 2.0 все по обоюдному согласию) попробовать что-то новое — и этим новым оказался образ Мадонны времен Blond Ambition, одного из самых эротичных туров в истории музыки. Но если Мадонна всю карьеру заигрывала с порно и БДСМ (дебютировавший в том самом туре корсет с конусообразными чашечками — не что иное, как аллюзия на костюм доминатрикс), то в съемке Билли, несмотря на присутствие латекса, порноэлемента нет. Она именно что чувственная.
Меж тем корсет, чулки, платиновые локоны произвели на поклонников Айлиш неизгладимое впечатление: сразу пять портретов из съемки попали в двадцатку самых популярных фотографий инстаграма. Это ли не сигнал, что та самая олдскульная сексуальность, выброшенная за борт, снова на капитанском мостике? И что следом за горячим летом, скорее всего, придет не менее горячая осень. Да и зима будет не такой уж холодной.