5 девушек-скульпторов — о сломе стереотипов и буме женской скульптуры

Пять девушек-скульпторов из Москвы и Санкт-Петербурга примеряют модные комбинезоны и рассуждают — о романе с ­мрамором и металлом, разрушении стереотипов и грядущем буме женской скульптуры. 

Елена Артеменко

«Я стала мраморозависимым маньяком пос­ле того, как съездила на курс летней Академии изобразительных искусств в Зальцбурге в 2016 году, — смеется Лена. — Мы работали прямо в карьере, курс вел художник из Греции Андреас Лолис, который говорил: «Выбираете камень, берете болгарку и начинаете резать». Это оказалось лучшей формой обучения, потому что с материалом я познакомилась, избежав академических шор». До этого Артеменко, которая переехала в Москву из Краснодара, окончила Школу Родченко и была участницей Уральской индустриальной биеннале, специализировалась на видео-арте. Для своих видео Лена сама создавала реквизит, а однажды, делая проект в духе «Кремастера» Мэтью Барни, поняла, что объекты получились мощнее самого фильма, с тех пор скульптура и видео стали развиваться как параллельные практики.

Среди Лениных инсталляций — «Шарманка» с марширующими кирзовыми сапогами, фонтан с автоматами Калашникова, карусель с силиконовыми спинами. Но настоящая любовь у нее случилась с мрамором. Лена уверена, что резать камень нужно так, будто занимаешься с ним любовью. В фактуре материала она сразу видит человеческое тело: пигментные пятна, родинки. «Может быть, поэтому моя первая серия, которая была показана на Московской биеннале молодого искусства в 2018 году, получилась настолько тактильной и эротичной: люди подходили и трогали, мяли эти скульптуры. 3D-резка исключает интимную связь с мате­риалом, и когда скульп­тура получается геометрически правильной — это уже мертвый камень, дизайн. Несовершенство работ, созданных художником, делает произведение живым — в него можно влюбиться».

Маяна Насыбуллова

Маяна с ходу признается: «Меня кормит Ленин. Вернее, до 2020 года кормил». Речь о серии «Ленин для души» — небольших, почти сувенирных фигурках, где вождь Октября предстает то в образе Рональда Макдональда, то неваляшки, а то и утенка для ванной. «Да, Владимир Ильич-утка — это пошловато, заезженно. Мне важно, что Ленин — один из самых воспроизводимых образов в мире, хотя идео­логическое значение из него вымыто. Поразительно, но, как его ни видоизменяй, все равно зритель вождя узнает». 

В Москве к поп-арт-экспериментам относятся просто, а в родном Новосибирске к Маяне в мастерскую приезжало телевидение, а типографии отказывались печатать афиши с фотографией ее работы. Последний раз Ильич был на Пасху — Владимир Кулич Ленин. И конечно, был вождь в маске. Что кормит художницу сейчас? «Работы с телом — слепки. И проект «Издательство Последние заветы»: в нем я издаю книги из керамики».

Новое увлечение Маяны — звуковые скульп­туры: объекты из упаковки от доставки со встроенными элементами, которые принимают или транслируют звук. «Я очень удобный человек — даже психоаналитику «подыгрываю». В искусстве справляюсь с этим через нойз — музыку, которая не бывает приятной. Я создаю хаотичные композиции, которые не дают человеку воспринимать музыку как фон». Дебютный стрессовый перформанс, к удивлению Маяны, зрители дослушали до конца.

Антонина Фатхуллина

Науку сварки уроженка Петербурга и выпускница Академии Штиглица (это главная кузница питерских скульптурных кадров, три наши героини из Северной столицы учились там) постигала в Финляндии — и, по иронии судьбы, одна из первых ее работ с двумя воркующими голубями появилась в Финском переулке. 

«В Петербурге очень сложно поставить скульп­туру в историческом центре — нужно пройти десятки инстанций. К тому же сами горожане ведут себя агрессивно — почти на каждое открытие приходит кто-то недовольный», — объясняет Антонина. Зато берега Канарских островов украшают уже несколько ее работ: от статуи в духе советского модернизма, изображающей девушку с развевающимися по ветру волосами, до огромного морского конька — в Испании ценят фигуративность.

Самая большая скульптура Антонины — 6 метров — находится в Тегеране, варить ее помогали рабочие, хотя обычно она справляется сама. «Мне часто говорят: как ты работаешь с металлом, ты же девушка? На самом деле тяжелее всего работать с камнем — болгарка весит 6 кг, а ты ходишь с ней как с карандашом. Я выбрала металл за его графичность — из него я могу делать легкие и масштабные вещи, по сути, объемный и к тому же очень прочный рисунок. Я долго занималась керамикой, и когда она разбивалась при перевозке — это была трагедия». Когда художница устает от сварки, то берется за вещи поменьше — например, маски, напоминающие древние погребальные. Союз художников, по словам Антонины, такое точно не одобрит, зато — добавим от себя — интерес дизайнеров и кураторов обеспечен.

Екатерина Соколовская

В 10 лет, вернувшись после визита к ортодонту, Катя первым делом слепила из пластилина челюсть. И с тех пор не изменяет теме телесности: «Я люблю силикон и пластик с приятными тактильными эффектами. Скульптура вообще — искусство касания. О телесности я сейчас думаю в контексте постпандемического мира: мы стали сверхчувствительными и тревожными — тело реагирует на эти изменения». 

На своей последней выставке в петербургском арт-бункере Kunsthalle nummer sieben художница выставила друг напротив друга фигуры младенцев и первобытные изваяния собак, которые являются ей во сне и защищают от опасностей и тревог. Но занятия скульптурой занимают лишь треть ее жизни, помещаясь между курированием выставок и преподаванием, но не академическим, а экспериментальным. «У меня есть целый курс про тело: в своей мастерской я показываю ученикам, что микродвижения, которые мы не замечаем, могут стать инструментом моделирования объема».

Вместо копирования головы Давида Катя дает неожиданные задания — понаблюдать, какие действия студенты чаще всего совершали во время самоизоляции. «Один художник рассказал, что постоянно свайпал на телефоне — в итоге с помощью этого движения пальца он создал рельеф». Себя она называет медиатором, меняющим взгляд учеников на ваяние. «Все почему-то думают, что скульптура — это очень сложно и без шести лет в Академии художеств лучше и не начинать. Женщин-скульпторов по-прежнему мало, но на мой курс прошли 90 человек, и 90% из них — девушки, поэтому я уверена — нас ждет бум женской скульптуры».

Лиза Бобкова

«Я люблю свое образование, — говорит Лиза Бобкова, выпускница кафедры художественной обработки металла, — но его минус — концентрация на одном материале. У меня остался незакрытый гештальт — теперь я пробую все подряд: могу сшить плюшевых «монстров», придумать перформанс, а затем собрать «кружевную» скульптуру из металла». Для фасада отеля «Рихтер» в Москве Лиза создала инсталляцию «Жадно любить милый дружочек» из 100-метрового отреза черного хлопка, на котором вывела слова, подслушанные в отеле.

«Хочется, чтобы современное искусство было классно сделано, — говорит Лиза, — поэто­му сейчас я оттачиваю мастерство травления и сварки». Для выставки «Буферная зона» в MYTH Gallery она вытравливала на латунных пластинах образы, вдохновленные откровенными письмами незнакомцев. «Сначала зритель рассматривает себя как в зеркале, а затем замечает ручку, ножку или язык, облизывающий пятки».

Почерк Лизы — абсурдные, но личные фразы вроде «Вся красота непременно нас умоет» или «Я вижу, вы боитесь. Не стоит». Они появляются в ее графике, на белых рубашках и серебряных украшениях, которые Лиза с мамой выпускают под брендом contemporary art wear. «Я перфекционистка, всегда ругаю себя, что можно было сделать лучше. Поэтому придумала кулон с надписью «Я здесь»: мол, расслабься, будь собой и сейчас».

Напоминаем, что вы можете скачать новый номер и всегда иметь его под рукой — для IOS и для Android.