Модель и художница Маша Руденко — о новой выставке в Москве, жизни в Тоскане и отношениях со своим телом

В 2019-м Vogue уже встречался с Машей Руденко перед московской выставкой ее проекта Mashpit, в котором она перевоплощалась в разных героев: от Фриды Кало до Квентина Тарантино. Работу над ним модель и художница продолжает до сих пор, но в июле в Москве показывает другую серию — про эскапизм. В ней — размышления о свободе, телесности и ускользающей красоте повседневности, которыми почти 36-летняя Маша занималась последние два года. О том, что изменилось за это время, мы поговорили с художницей в преддверии открытия ее выставки Between realities в Askeri Gallery 13 июля. К слову, Машу ждет и модная премьера: работа The Big Splash из серии про эскапизм стала принтом на рубашке, созданной в коллаборации с петербургским бредом Trustme Studio. 

Можно так сказать. Вообще, это была какая-то такая вынужденная, незапланированная поездка. В Америке образовалась сложная эмоциональная обстановка из-за протестов, и мы решили уехать. Думали, где можно провести время, и, так как нам с мужем всегда нравилась Италия, переехали сюда. Это оказалось самым лучшим выбором, мы безумно счастливы. 

Чуть меньше года мы сидели в Лос-Анджелесе с этим коронавирусом. Вначале все было нормально — я была занята искусством и учебой. А потом, когда пошли протесты, забастовки и какие-то эмоциональные раскачки, стало сложно. Я очень чувствительная, принимаю боль других людей на себя. Поэтому иногда просто вообще отключала интернет, чтобы не смотреть, что происходит в мире. 

А здесь у нас дом на холмах, и людей рядом вообще нет. Ближайшие соседи — это ферма с овцами, у которой мы покупаем свежий йогурт. Иногда должно что-то очень плохое случиться, что подвело бы тебя к каким-то решениям, на которые ты, может быть, раньше и не решился.  

Саму серию, вернее, технику, в которой она выполнена, я придумала два года назад. Перегорела за очень активный год, как раз после выставки в Москве, и захотелось поехать с мужем куда-то и исчезнуть. Вот закрыться на месяц в какой-нибудь природной обстановке и просто творить. Мы остановились как раз в Тоскане. Масло сложно перевозить, поэтому от безысходности я начала работать с бумагой: беру холст, делаю сперва фотографию, потом рисунок, а затем рву бумагу. Постепенно я стала осознавать, что это некое разрушение, после которого история собирается заново. Часто работаю интуитивно: очень хочется что-то сделать, но я совсем не знаю почему. А потом смысл сам приходит. И эта серия как раз о том, что такое эскапизм для меня: как я через него прохожу, какие выводы делаю после. 

Мы настолько привыкли искать счастье вне дома, в другом месте. А здесь я нахожусь в своем пространстве, ухожу внутрь себя и так ищу гармонию. Для меня эскапизм — это мое искусство. Потому что, если бы я не творила, мысли бы меня разрушили. 

В этой серии еще важен язык тела — я выстраиваю композицию из своей фигуры. Когда я работала в модельном бизнесе, у меня с моим телом были love-and-hate-отношения. А когда начала фокусироваться на искусстве, тело стало моим инструментом, к которому я начала по-другому относиться. И вообще отношение к красоте у меня изменилось сильно. Что такое эскапизм, я хотела показать через свое тело. Простые вещи на самом деле могут сказать больше, чем кажется. Этот процесс — такая маленькая философия моего жизненного пути на данный момент. Потому что, когда я работаю с бумагой, мне нужно что-то упрощать: какие-то движения, решения. И получается, как будто упрощаешь свою жизнь.

Начинала с готовой бумаги, а в каких-то работах, там, где природа нарисована, использовала масло. У меня в процессе все начинает развиваться, поэтому мне нравится смешивать техники. С последней работой получилась интересная история. К окну моей студии подлетела ласточка и прижалась к нему. Я взяла ее в руки, а муж меня сфотографировал. И я решила, что эта птичка принесла мне какие-то мысли, оказалась важным проводником. Дала задуматься, что такое свобода и ощущение свободы. Неожиданно для меня она стала решающим концом — серия заканчивается работой о свободе. 

Практически все мои проекты — биографические. Так получилось, я это не планировала. Первые портреты делала с собой, потому что было удобно. Мне нравится в искусстве, что не нужно никого ждать. Если хочу сделать что-то, строю свой микромир сама. Это удобно и происходит интуитивно. Так что это не самолюбование.

Да. Мои портреты — это не призыв «Посмотрите на мое красивое тело». Они про ситуацию, которая происходит, о каком-то эмоциональном состоянии сегодня. Так я показываю сегодняшний день. Через свое тело и через свое состояние.

Мне нравится, что я стала иначе видеть людей. Больше за ними наблюдать, находить интересные черты лица, фигуры. Теперь мне люди больше интересны как персонажи, своей харизмой. Могу подолгу разглядывать мужа, изучать его лицо, нос, уши. И естественно, я стала менее эгоцентричной. Появилось больше уверенности, и себя стала видеть по-другому тоже. Но все равно есть, можно сказать, «модельное программирование» по отношению к телу. Сейчас стараюсь принимать себя такой, какая я есть. Понимаю, что время идет и я не могу выглядеть как в 16.

Очень люблю одежду, но мне нравится более элегантный комфортный стиль. У меня есть мечта: всегда хотела шить для себя одежду. В будущем, когда я стану очень успешным художником, может быть, получится ее реализовать. Нравятся шелковые платья, на бретельках, длинные платья в пол, льняные костюмы, большие пиджаки. Сочетание парижского и итальянского стилей. Всегда себя считала больше европейкой, нежели американкой.

А сейчас переехала в Италию, и рядом со мной находится фабрика Prada. (Cмеется.) Так что я иногда балуюсь. Но захожу сразу в мужской отдел — очень люблю мужские рубашки. Я больше про «женственное», чем «девочковое». В моем представлении одежда должна быть удобной и соответствовать месту, куда ты идешь. И вот даже у Prada бывает много рюшей. Мне ближе простой крой. У Prada очень красивые свитеры, обувь. Недавно купила мужские сланцы, такие громадные, похожие есть сейчас и у Chanel. Стал появляться более взрослый вкус на какие-то классические вещи. Из брендов нравятся Casasola, Uterqüe, Materiel Tbilisi, Gianni Chiarini, Studio Amelia, Silk Laundry, Lesyanebo, Cult Gaia и многие другие. 

(Смеется.) Нет, их я берегу. В белых рубашках работаю, да, но они у меня Gap. Как-то купила себе рубашек двадцать, даже штук сто на самом деле. Было желание на них рисовать, делать уникальные рубашки. Естественно, нарисовала десять, потом надоело, а они остались. Еще у меня есть зеленый комбинезон в стиле милитари. Но сейчас очень жарко, поэтому надеваю белую майку и белые короткие хлопковые шорты плюс фартук — чтобы не вымазываться. 

Понимаю, о чем вы, но я об этом не думала. Просто находилась в моменте и пришла к этой идее без референсов. В Италии начала работать над новой картиной и часть, которая мне не понравилась, заклеила бумагой. В итоге в процессе работа изменилась, а я нашла новый метод. Мне кажется, все новое или свое, оно приходит на ошибках, когда ты пытаешься решить проблему и начинаешь креативно подходить к задаче. Поскольку меня вдохновляет многое, хочу научиться разным языкам искусства, чтобы вовремя понимать, что с чем соединить. 

Вообще, мне кажется, искусство — это внутренний рост. Поэтому мы хватаемся за то, что нам нравится, за то, что интересно и мы считаем важным. Что хочется как-то по-своему показать. Поэтому если в первом проекте я пыталась найти себя через разные образы, то в этом — себя нашла, но теперь хочу изучить, чтобы лучше понять других. И по мере того, как становишься более зрелым художником, больше узнаешь, изучаешь. У каждого вида искусства есть что-то важное и что-то интересное, что оно нам говорит. И из этого можно выбирать, что для тебя важно в тот или иной жизненный период. Мне кажется, нужно делать то, что тебе нравится, и то, что хочется тебе сказать, а не то, что условно «модно». 

Фото: Masha Rudenko. Ассистенты: David Marconi, Ani Dzavaryan.