Артемий Беляков
«Войдя в зал Дома Пашкова, я понял, каким хочу видеть свой балет. Он должен быть как минодьер — драгоценная шкатулка, подобная тем, что я видел в коллекции Van Cleef & Arpels», — 29-летний Артемий Беляков, которого привыкли видеть принцем на сцене Большого, готовится при поддержке ювелирного Дома представить у стен Кремля свою первую большую постановку. 7 октября он покажет оперу-балет «Зефир и Флора, или Метаморфоза». Считается, что именно в нем «блистательна, полувоздушна, смычку волшебному послушна» была Авдотья Истомина, та самая, из пушкинского «Онегина». И совершенно точно этим балетом «Дидло венчался славой». Для шведа с французскими корнями, которого угораздило начать карьеру в дни Французской революции, всеевропейский триумф «Зефира и Флоры» оказался ключом к лучшим сценам. Для современных москвичей премьера балета — уникальный шанс почувствовать себя театралом начала XIX века. Тогда на месте нынешней Театральной площади мирно текла река Неглинка, а спектакли московской балетной труппы, в том числе любимец публики «Зефир и Флора», шли в Доме Пашкова.
Артемий Беляков — один из когорты молодых российских хореографов. Они пришли на волне признания Алексея Ратманского, Юрия Посохова, Вячеслава Самодурова и Алексея Мирошниченко, когда большие академические театры начали избавляться от многолетнего страха перед новыми идеями, постановками и постановщиками. В разных концах страны зародились мастерские молодых хореографов, давшие шанс танцовщикам попробовать себя в новом качестве. Сегодня они не без труда, но пробиваются на самые авторитетные сцены.
В детстве Артемий после уроков в балетной академии переключался на гитару. Позже серьезно занялся боксом, выучил английский. Уже получив балетмейстерский диплом, пошел учиться в Институт государственной службы и управления РАНХиГС, чтобы понять, как функционирует менеджмент культуры: «Мы, работая в театре, живем в своем небольшом радужном мире. Учеба помогла мне понять, насколько мала роль балета в масштабе государства. Это позволяет трезво относиться к тому, чем я занимаюсь, и думать, как культура воздействует на мировоззрение общества».
Текущий репертуар Белякова-танцовщика — балеты Юрия Григоровича, Джона Ноймайера, Пьера Лакотта, Алексея Ратманского, Юрия Посохова, Жан-Кристофа Майо, Кристиана Шпука. Работа с ними позволила определиться, что интересно ставить ему самому. «Выразить телом музыку» — так он формулирует свою задачу, не случайно вспоминая Джорджа Баланчина, в «Драгоценностях» которого танцевал все три части: «Изумруды», «Рубины» и «Бриллианты». Американского классика на постановку вдохновили витрины Van Cleef & Arpels. У Артемия есть и другой источник идей — в его «Зефире и Флоре» танцует первая солистка Большого Дарья Хохлова. Мобильная, легкая, виртуозная, со школы она стала идеальной моделью, на которой Артемий испытывает все свои хореографические замыслы. С годами оказалось, что Даша, между спектаклями защитившая кандидатскую диссертацию о балете «Онегин», для Артемия и в жизни настоящий partner in crime. И возможно, их общая солидная научная база поможет найти новые способы воздействия балета на общество.
Максим Севагин
Кому-то покажется, что мы поставили сюжет с ног на голову, но, если копать глубоко, у нас очень много осталось от Шекспира. Любовь Ромео и Джульетты на месте», — танцовщик Максим Севагин, 24-летняя звезда Московского музыкального театра имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко, готовится к своей первой большой премьере в статусе хореографа. Двухлетний проект постановки балета «Ромео и Джульетта» вступает в завершающую стадию — премьера назначена на 22 октября. Повышенный ажиотаж вокруг спектакля вызван еще одним дебютом — Константина Богомолова в качестве балетного режиссера.
Максим успел сочинить во сне (так, по его словам, приходят к нему хореографические идеи) весь спектакль, когда узнал, что работа его мечты приобрела форму па-де-де с незнакомым соавтором. «Меня пугала не репутация Богомолова, а работа в команде: сложно понять, кто за что отвечает. А еще — несовпадение взглядов, я ведь о «Ромео» думал много лет, смотрел все постановки, бесконечно слушал музыку Прокофьева, этот композитор — мой идол».