Фотограф Лорен Гринфилд — о выставке «Одержимые успехом», жажде богатства в России и Америке, статусной моде и пользе краха

В Мультимедиа Арт Музее открылась выставка американского фотографа Лорен Гринфилд, которая на протяжении 25 лет снимала жизнь богатых от Лос-Анджелеса до Москвы и Пекина, а в 2018 году выпустила книгу Generation Wealth и одноименный фильм. В России его назвали мягко «Поколение благополучия», на афише стояла Илона Столье в свитере с надписью I’m a Luxury. Теперь избранные фотографии из архивов Гринфилд показывают на выставке «Одержимые успехом», а их автор рассказала Vogue о том, почему это не только любопытное, но и поучительное зрелище. 

О, «Конде Наст»! Мы с вашими американскими коллегами сейчас думаем над проектом.

Расскажите!

Condé Nast Entertainment снимает много фильмов, в том числе документальных, и мы пока размышляем с ними о проекте про будущее Vogue. 

Про журнал?

Нет, про моду и про то, как она меняется, но интересно сделать это с точки зрения редакции Vogue, моделей и дизайнеров. Но все еще на стадии разработки, так что подробности раскрывать не могу. 

Какие у вас отношения с миром моды?

Все те 25 лет, что я работала над книгой Generation Wealth, тема моды если не проходила красной линией через все, что я делала, то была очень важной темой. Особенно в том, как люди используют моду, чтобы добиться статуса. Будь то подростки, которые соревнуются, у кого круче кроссовки, до светской львицы Джеки Сигел, героини моего фильма «Королева Версаля» и одной из лучших клиенток Versace, которая тратила на одежду миллионы долларов в год, когда я снимала Недели моды для New York Magazine. Это было до кризиса 2008 года. Те фотографии тоже стали частью моей книги, которая главным образом посвящена тому, как люди создают себе имидж. И да, мода — один из важнейших атрибутов богатства. Самый яркий пример, конечно, сумка Birkin, которая стоит пяти-шестизначные суммы и за которой стоит очередь. Когда я приезжала в Москву, я была у одной дамы на Рублевке, у которой был шкаф, заставленный этими сумками. Это, конечно, символ общества потребления — сумка, которая стоит больше, чем машина или даже дом. И которой поклоняются везде: от Беверли-Хиллз до Москвы и Пекина и от семейства Кардашьян до молодежи, которая такой образ жизни видела только в соцсетях. Собственно, на знаменитой фотографии с Дональдом Трампом в руках у Ким — Birkin.

На днях Business of Fashion написал, что продажи Hermès выросли за первый квартал этого года. Что вы про это думаете? Мир после пандемии возвращается на круги своя?

Вам в Vogue, я думаю, виднее. Но мне кажется, что пандемия изменила все. Не знаю, насколько долгоиграющими будут эти перемены, но по крайней мере сейчас есть ощущение, что мы пересмотрели свои ценности и задались вопросом, что для нас действительно важно. Мода пала одной из первых, потому что все переместились в Zoom, гламур пропал, красные дорожки, премьеры, вернисажи, торжественные открытия — все исчезло. Мы все, шутя, обсуждали, есть ли на нас штаны, когда мы сидим перед экраном. И сэкономили кучу денег, потому что тратить стало не на что. Но главное — проблема культуры, построенной не на содержании, а на форме, на имидже, стала особенно заметна. Теперь самый интересный вопрос: как надолго нас хватит? Рост продаж Birkin, о котором вы говорите, означает возврат назад? Или это тоже знак перемен? Например, того, что люди, если уж тратят деньги, хотят покупать одну, но по-настоящему эксклюзивную вещь? 

Сменит ли устойчивая мода быструю? Тоже хороший вопрос.  

Где проходит грань между тем, чтобы выглядеть богато и выглядеть модно?

Думаю, что выглядеть богато — все-таки основная мотивация. Показать свое богатство или казаться богатым — вот чего хотят все без исключения герои и книги, и фильма Generation Wealth. И многие следуют принципу fake it 'till you make it  — «притворяйся, пока не получится по-настоящему». У Софии Копполы был фильм The Bling Ring — как раз про это: блестеть, звенеть, пока бижутерия не станет золотом. Шик и блеск стал новой американской мечтой. Ты, может быть, не станешь жить лучше, чем твои родители, но по крайней мере ты будешь выглядеть лучше. В русском языке есть аналог выражения keeping up with the Joneses?

Есть поговорка про то, что у соседа всегда трава зеленее.

Смысл похожий. Идея в том, чтобы быть не хуже, чем твой сосед. Чтобы машина у тебя была подороже и лужайка поровнее. Так вот поколение, которое я изучаю в Generation Wealth, забыло про соседей и стало равняться на семейство Кардашьян и других героев соцсетей. 

Когда это началось? Когда изменилась американская мечта?

В 80-е, при Рейгане. Когда вышел фильм «Уолл-стрит», и Майкл Дуглас в образе Гордона Гекко заявил: «Алчность — это хорошо». В тот момент настоящие социальные лифты начали барахлить. В 60–70-е они работали прекрасно. Мой папа — тому пример. Ты мог вырасти в бедной семье иммигрантов, поступить в Гарвард и стать успешным адвокатом или врачом. Но в 80-е неравенство начинает расти, а эти социальные механизмы затормаживаются. Богатство становится важнее профессионализма. И мы видим, как со временем этот образ жизни, показанный в сериалах «Династия» и «Даллас», экспортируется в Россию, Китай и по всему миру. Вместо историй про рабочий или средний класс все хотят смотреть про Кардашьян. 

Пандемия еще должна это переломить? Или все закончилось на кризисе 2008 года, как в вашем фильме? 

Пандемия, как минимум, повернула нас обратно лицом к соседям. Если мой сосед не носит маску, я тоже могу заболеть. Если у моего соседа нет доступа к медицинским услугам, это и моя проблема, и в этом смысле наш эгоизм поубавился. При этом проблема неравенства стала только заметнее: кто-то мог позволить себе сидеть дома на изоляции, а кто-то вынужден был работать, несмотря на опасность заразиться. И понятно, что по меньшинствам, в частности, по цветному населению Америки, ковид ударил сильнее, чем по большинству. 

Так что сказать, что на кризисе 2008 года история закончилась, нельзя. Но, кстати, в фильме крах героев происходит не только из-за падения рынков. У кого-то — да, дело в экономических причинах, а у кого-то в личных, психологических. Но падение всегда несет с собой надежду. Любая зависимость — будь то деньги или борьба с весом — основана на желании добиться большего. Ты не можешь остановиться, пока не дойдешь до ручки. И в этот момент, когда все вдруг разваливается на части, тебе нужно перепридумать себя и свою жизнь, и в этом твой шанс.

И в пандемию со многими именно это и случилось. Бизнес, бесконечная гонка, ежедневные цели — все остановилось. Наступил момент созерцания. И я очень рада, что моя выставка именно сейчас приехала в Россию, когда можно оглянуться на то колесо, в котором мы бежали 25 лет все быстрее и быстрее и которое теперь сломалось, и подумать, кем мы хотим быть. 

Как возникла выставка? 

Мне нужно было отсмотреть сотни тысяч фотографий, снятых за 25 лет. Из них выросли и книга, и фильм, и выставка. Но у меня есть своя зависимость — я трудоголик. Я начала снимать в начале 90-х в Лос-Анджелесе, в школе, где я училась, и из этого выросла моя первая книга Fast Forward. Ольга Свиблова делала выставку тех фотографий году в 2000-м. И зрители тогда говорили: «Вы только посмотрите на этих сумасшедших ребят! Как так можно жить?» Но сейчас, я думаю, зрители почувствуют то, что я чувствовала уже тогда: это история не только про Лос-Анджелес, это про культуру потребления и медиа, которые разносят ее по всему миру. Рублевка — тот же Беверли-Хиллз. Я начала 25 лет назад в Калифорнии и с тех пор была в Европе, Дубае, Китае, Москве, повсюду следуя за новыми ценностями. Жажда быть богатым не различает возрастов, границ и рас.

Когда вы приезжали в Россию?

В 2012 и в 2014 годах. Мне было очень интересно фотографировать Россию и Китай, потому что это страны, где классовое неравенство было во многом упразднено коммунизмом, быть богатым запретили, и тем сильнее оказалась жажда этого после того, как власть сменилась. И что забавно, люди хотели не просто статусных символов вроде сумок Hermès и Louis Vuitton, они хотели почувствовать себя аристократией. Быть членами закрытых клубов верховой езды, ходить на балы дебютанток. «Новые деньги» жаждали купить то, что им было недоступно, — ощущение, что они «старые». Это была попытка обрести культуру и историю одной росписью на чеке. В Америке я такого не видела. А вот в России и Китае — да. Я помню девелопера, который продавал новые дома со старинной библиотекой и коллекцией искусства, как будто это наследное поместье. 

Куда вы ходили в Москве?

Ресторан «Турандот», бал «Татлера», вечеринки КМ20, бутик Анастасии Романцовой, ГУМ, книжный клуб для светских львиц, открытия выставок. И что забавно, выходя в свет по 3–4 раза в неделю в течение пары недель, я все время встречала одних и те же людей. В основном it girls, которые были замужем за олигархами. Олигархи на вечеринки не ходили, а жены, их подружки и друзья ходили бесконечно. 

Как, приехав в чужую страну, попасть в компанию самых богатых и знаменитых?

Всех секретов я вам не раскрою, но у меня было два фантастических помощника, которые много куда открыли двери. Один отвечал за логистику, бюрократию и разрешения на съемку, а вторая принадлежала к самому сердцу тусовки, поэтому познакомила меня с самыми важными людьми. Я снимала Ксению Собчак до того, как она выдвинулась в президенты, и Феликса Комарова, который первым в России стал продавать «Роллс-Ройс». Много кого… Мне безумно понравилось работать в Москве. Это было очень интересно. И знаете что, когда я приехала первый раз, люди были невероятно открыты, они были рады фотографироваться и рассказывать о себе, а потом, когда я приехала второй раз, времена изменились, и показывать роскошный образ жизни стало не принято. Я рада, что успела проскользнуть в эту щель. Я должна была приехать в Санкт-Петербург прошлой осенью на фестиваль «Послание к человеку», но все отменилось из-за ковида. Надеюсь, я еще приеду. 

Все ваши герои не возражали, что вы их снимаете?

Нет, я же делала съемки для журналов. Например, изначально я работала на балу «Татлера» по приглашению «Конде Наст». И я всегда спрашиваю, можно ли сделать портрет человека, потом беру у него интервью. Так что тут все официально. 

А до того, как вы стали снимать для журналов, как вы убеждали людей позировать вам?

Я фотографировала подростков в своей школе в Лос-Анджелесе и сама была таким же подростком, так что ни у кого не возникало вопросов. Бывало смешно потом. На обложке моей первой книги была первая красавица школы Миджану, потом ее мама вышла замуж за дипломата, переехала в Москву. А я как раз приехала на Московскую биеннале по приглашению Ольги Свибловой, и газета, которую в России издавали на английском, поставила эту фотографию как иллюстрацию к материалу о выставке. У мамы, конечно, был шок, когда она увидела в газете свою дочь в бикини и в кабриолете. 

Почему вы стали снимать богатых?

Я выросла в Лос-Анджелесе, мои родители — профессора из среднего класса. У нас было все, что нужно для жизни, но богатыми мы не были. Более того, родители считали, что материальное — это неважно, и отрицали все те ценности, с которыми я сталкивалась в своей крутой частной школе. Мои одноклассники носили дизайнерскую одежду, получали первую машину в 16 лет и ходили на голливудские премьеры со своими родителями. Понятно, что мне тоже этого очень хотелось.

И этот конфликт ценностей породил мой интерес к классовому расслоению. В 14 лет я уехала на год во Францию и жила в обедневшей аристократической семье, что меня тоже поразило. В Америке деньги равны социальному классу, а оказалось, что бывает и по-другому. Бедный аристократ мне казался оксюмороном. Я сделала свой первый школьный проект про французскую аристократию. И из него выросло увлечение вопросами богатства, социальных лифтов и классов. Я пошла учиться на антрополога и режиссера, а потом вернулась в Лос-Анджелес, чтобы снять историю о богатых подростках и культуре материализма, к которой так давно испытывала смешанные чувства.  

Среди подростков на ваших фотографиях оказались и сестры Кардашьян.

Да, Ким и Кортни, скучающие в спортзале. Ким тогда было 13. Но она была никем, просто дочкой адвоката, который защищал О. Джея Симпсона.  Уже потом, собираясь выпустить книгу, я пересматривала пленки и увидела знакомое лицо. Это было феноменальной находкой, потому что, как я говорила, Ким — символ поколения, о котором я рассказываю в Generation Wealth.

Чем вы заняты сейчас?

Про новый проект рассказывать не могу, но я недавно выпустила документальный фильм The Kingmaker про Имельду Маркос, которая была первой леди Филиппин на протяжении 21 года, за это время они с мужем стали баснословно богаты. Это снова история про богатство, но также про политику, коррупцию и становление авторитарных режимов. Надеюсь, вы в России сможете его посмотреть.