«Искусство может утешать и вдохновлять», — режиссер Семен Александровский о творчестве в условиях пандемии и своем проекте «Любовные письма»

Пока театры заполняются только на половину, независимый петербургский «Pop-up театр», не привязанный к привычному залу, переживает настоящий подъем. Детализированные и продуманные до самых мелочей аудиоспектакли проходят в барах, в Екатерининском парке Царского Села или в читальном зале театральной библиотеки. В октябре они представили новый проект без билетов: спектакль-прогулку «Любовные письма», который собрал в себе романтические записки известных людей, написанные в домах Петербурга. Это мобильное приложение, в котором вы самостоятельно выстраиваете себе маршрут и, переходя от дома к дому, слушаете любовные письма Матильды Кшесинской, Александра Пушкина и других известных личностей. Аудиодорожки сопровождаются краткой историей и архивными снимками. Vogue поговорил с идейным вдохновителем и главным режиссером театра Семеном Александровским о том, каким образом должны измениться культурные институции в послепандемийное время и как заставить людей изучать город с помощью писем из прошлого.

О создании театра и спектаклях

«Существует убеждение, что нация объединяется в партере, то есть партер — это место, где мы становимся группой. Однако, на мой взгляд, мышление современного человека скорее индивидуалистское, чем коллективистское, и человек в группе скорее скрывается и теряет себя, а обретает, напротив, наедине с собой. И любое искусство — очень мощная возможность помочь человеку встретиться с самим собой. Такая встреча очень ценная, потому что так человек подступает к своим границам и задается неожиданными вопросами. Я сам такую встречу с собой очень ценю, потому что она мне многое открывает, и стараюсь организовать эту встречу для зрителей с помощью своих работ.

Именно этот принцип лег в основу «Pop-up театра». Нам удалось найти особую модель в Петербурге, столице независимого театра, где кажется, будто уже создано все. Во-первых, мы делаем спектакли для одного человека. Во-вторых, работаем с наушниками и городской (барной) средой, что и художественно, и экономически позволяет продолжать творить в самых разных условиях.

Начинали мы шесть лет назад, но уже тогда были достаточно известными ребятами: у меня несколько номинаций на «Золотую маску», несколько премий «Прорыв», о наших с коллегами проектах постоянно писали и снимали сюжеты. Так что привлечь внимание к новому проекту не было сложной задачей. Первая сессия состоялась в рамках фестиваля на известной петербуржцам площадке над баром «Битник» на Итальянской. Это были пустые цементные комнаты, которые мы получили в пользование на полтора месяца, и создали фестиваль независимого театра: привезли «Театр.doc» из Москвы, провели премьеру нового фильма Вырыпаева, сделали несколько концертов и перформансов. В общем, прозвучали громко, и тогда, шесть лет назад, не было светского разговора, где не упоминался бы «Pop-up театр».

Когда эта сессия закончилась и по договору мы должны были покинуть «Битник», мы решили продолжить и стали искать площадку для нового фестиваля. Нам предлагали «Этажи», Au Pont Rouge, и тут я стал понимать, что будто занимаюсь не своим делом — хожу выбираю площадку и веду переговоры по финансированию. Тогда я поставил все это на «стоп» и начал размышлять о том, как я действительно хочу развиваться. Так стали появляться штучные спектакли.

Следующий спектакль, который мы сделали, — «Другой город», созданный совместно с фестивалем «Точка доступа». Это была бинауральная запись, для создания которой я поехал в Европу и ходил по набережным трех городов — Парижа, Амстердама и Венеции, записывая все, что слышу. На основе этих прогулок я придумал маршрут по Фонтанке. Люди приходили на спектакль, выбирали город, по которому они хотят погулять, и оказывались в двух местах одновременно. Например, человек выбирал Венецию и получал карту, где с одной стороны Петербург, а с другой Венеция, и шел по радиальной прогулке по Фонтанке то же количество шагов, что и я когда-то по набережной Венеции, но слушая при этом запись. И происходила магическая штука — ты как будто перемещался в пространстве. Позже на основе этого проекта мы сделали похожий совместно с Пушкинским музеем. Он получил название «Другой музей» и через полгода поехал на Венецианскую биеннале.

Потом началась барная история. Я всегда любил Чарльза Буковски и в юности даже играл по нему свой собственный моноспектакль. На основе его документальных текстов и появился наш известный барный спектакль «С Чарльзом Буковски за барной стойкой» (опять же с наушниками): зритель приходит, садится за стойку — и тут рядом с ним происходит очень личный разговор устами автора. Мне кажется, именно такой разговор многие из нас хотят услышать в петербургском баре.

Чуть позже Лев Лурье запустил фестиваль «День Д» (фестиваль, посвященный памяти Сергея Довлатова. — Прим. Vogue) и подкинул мне идею сделать спектакль по творчеству этого писателя. Я нашел драматурга, мы придумали сюжет, написали пьесу. С тех пор мы играем спектакль, где советский милиционер проводит расследование. Поскольку подследственный (Довлатов) был пьющим, чтобы понимать логику преступника, важно выпивать. Это такой бар-хоппинг.

Но сам театр начался со спектакля «Топливо», пьеса для которого пролежала у меня два года, а потом разминалась буквально на ковре в моей гостиной. В какой-то момент, когда мы собрались выпускать спектакль, мы предложили его театру, и он нам отказал. Мы разозлились и решили открыть свой. Так и появился наш проект. Спектакль «Топливо» впоследствии стал хитом: мы с ним объездили всю Россию до Сахалина, играли его в Лондоне, Израиле, Германии и в Финляндии. Его до сих пор покупают корпорации для своих сотрудников. Это очередная очень вдохновенная история про путь живого человека, который в сегодняшнем мире улучшает жизнь людей с помощью технологий. Поэтому его и любят: в нем есть что-то такое, что дает людям энергию.

Многие говорят, что искусство должно потрясать, ты должен «мучиться» над произведением искусства. Я придерживаюсь другого мнения: мне хватает мучений в мире, и мне кажется, искусство имеет возможность утешать и вдохновлять. Оно показывает, что в тебе есть потенциал, есть ресурс. И это очень вдохновляющее и мотивирующее на жизнь действие. Я всегда стараюсь, чтобы мои спектакли были такими. И это не популизм, а мое мировоззрение, которое находит благодарный отклик».

О творчестве в условиях пандемии

«За пандемию мы выпустили больше спектаклей, чем до. Нам и сейчас приходят предложения от различных крупных государственных институций (за пару часов до нашей встречи Семен получил предложение от Пушкинского музея о съемке фильма в продолжение проекта «Тыквы-гиганты», который был сделан в рамках «Музейной четверки». — Прим. Vogue). Стоит понимать, что после всеобщего карантина парки и бары открылись до театров, так что мы начали играть нашу барную трилогию и спектакль «Вечное возвращение» в Царском Селе еще до того, как индустрия вернулась к нормальной жизни. В это же время случилась премьера барного спектакля «Профсоюз работников ада». Это был первый спектакль в городе, который начал работать после карантина.

Так сложилось, что то, что я делал, всегда оказывалось созвучно современности с точки зрения ее катастрофичности. В некоторым смысле я апокалиптичный режиссер. Я это никак не предусматривал, получилось органично. И как бы ни было забавно про себя это говорить, но до некоторой степени я всегда умел предвидеть будущее. Потому что когда твоя работа — концентрироваться на тенденциях современности, то ты смотришь глубже. Я придумал спектакль в Zoom еще за год до пандемии и начал его делать. Почему? Потому что подумал: город — это продукт индустриальной эпохи, где нас доставляли из дома на завод, с завода на обед, с обеда в театр, с театра в морг. Из точки в точку. Я подумал: мы работаем где хотим, наша работа всегда с нами — мы можем сесть с ноутбуком в кофейне, парке, музее. Почему мы должны идти в театр? Почему театр не может прийти к нам? И я решил создать такой спектакль, который может прийти к вам домой, где бы вы ни находились.

Мой замысел оказался созвучен времени не потому, что я предвидел пандемию, а потому, что я наблюдал за естественным процессами, которые происходят в обществе. Когда начался карантин, Екатерина Шульман высказала такую интересную мысль: «Любой кризис не создает новые тенденции, а усиливает те тенденции, которые уже существовали». То есть вся система онлайн-доставок и дистанционного обучения уже во всю развивалась, но просто она резко выросла из-за кризиса. Так же и со спектаклями, которые я делал: работал с тенденциями и адаптировал их для искусства. Так что кризис в каком-то смысле помог нам развиваться быстрее».

Про доверие и культуру будущего

«Главное, что стоит понимать, говоря о культуре будущего, — мы как общество становимся более горизонтальными, чем раньше. Например, фигура «большого художника» уже не подходит времени. Поллок, который напивается и разбрызгивает краску по картинам, или Ив Кляйн, который опускает девушек в краску и рисует ими холсты — такое поведение со стороны творца уже неадекватно. И, с одной стороны, это печально, потому что нам нравятся большие крупные фигуры, а с другой — каждый человек становится в большей степени художником, и пространства на территории искусства становится больше. Каждый сейчас может создать свой спектакль, снять кино, написать поэму. И это дает свободу раскрывать наш творческий потенциал. На этом пути особенно важна возможность коллаборации с другими творческими людьми и профессионалами. На мой взгляд, искусство взаимодействия — это важный идейный инструмент для культуры. Он начнет разъедать наше общество и разъест его до состояния какой-то прекрасной благости, к которой хочется стремиться. Конечно, это утопия, но мне интересно заниматься утопией. И это совсем не потому, что я такой уверенный или хочу изменить мир. Дело в том, что мне просто нравится этим заниматься. Это формулирует такие интересные задачи и практики, которые классно осваивать в процессе.

Мы живем огромным количеством параллельных миров, есть политический мир, есть разные интегрированные в различные вертикали сообщества. И они разрастаются, они становятся самостоятельными, в них большая сила. Конечно, переломить хребет обществу дубинкой легко, но людей много, и потенциала в людях очень много. Если нам как обществу не мешать, то мы прекрасно устроим жизнь вокруг себя. У нас очень высокий потенциал договариваться.

В современных условиях неизбежно должны меняться и общественные пространства. Главный путь для этого — в снижении барьера на вход и доверии к потребителям. Я читал про библиотеку в Москве, которая отменила систему выдачи карточек. То есть все стеллажи открыты, человек ходит по библиотеке и берет любую книгу. Так между читателем и книгами нет вертикали, нет человека, который по формуляру их выписывает, а ты проходишь кучу мучений. Безусловно, в привычной системе есть свой шарм, но снижение этого барьера сразу увеличило количество посетителей в библиотеке. Сегодня важно думать не о том, что придут сто негодяев и украдут ваши ценные книги, а что придет 1000 заинтересованных людей, которые хотят и будут читать и приведут в библиотеку своих друзей. Работа культурных институций — создавать контакт с культурой. С ростом доверия увеличивается качество культуры.

Что касается театра, глобально он уже давно развивается, и каждый человек, приходя сюда, все больше и больше становится творцом. Также и театров становится все больше, и возникает разнообразие. И это прекрасно: пускай будет классический театр, а наряду с ним будет поп-ап-театр, и еще десять независимых театральных проектов, которые создают люди без системы одобрения, поощрения и легитимации. Единственное, чего не хватает этой сфере — образования и опыта, но это придет со временем».

О создании и идее «Любовных писем»

«От появления идеи проекта до премьеры прошло два с лишним года. Я часто гуляю по Петербургу, разглядываю здания и думаю: «Вот старые дома, в них жили люди, у них была зачастую невероятная судьба». Но, к сожалению, от нас все это дистанцировано. Для нас город — большое пространство, общественная среда. Я хотел создать проект, который поможет раздвинуть жесткие барьеры стен, показать город, пронизанный нейронными цепочками эмоциональных связей, биографий, вдохновляющих историй. На мой взгляд, любовные письма — концентрированное документальное сосредоточение всего самого интересного. Даже когда это горькое или болезненное чувство, оно взрослит и делает тебя более опытным и человечным.

Я сразу понял, что это должно быть приложение, стал исследовать рынок и не нашел ничего похожего. Достаточно быстро у меня появилась технология, как это должно быть: путь, голоса, приложение, где каждый шаг продуман.

На протяжении всей работы над проектом я постоянно рассказывал о нем, и все говорили «как круто», у людей загорались глаза. Конечно, это сильно меня вдохновляло, и я видел, что в реализации этой идеи есть нечто, что заполнит пустоту.

Вся работа заключалась в бесконечном поиске писем, подключении людей, которые готовы помогать, работа с артистами, которые записывают тексты. Да, было много рутины, когда надо было отбирать фотографии и записи. Это был долгий производственный процесс, от которого я, кажется, до сих пор не отошел. Только сейчас у меня началась какая-то жизнь, а последние полгода я сутками работал за компьютером. Хотя, по-хорошему, уже надо возвращаться и готовить выход «Любовных писем» в Москве. Но я оттягиваю это удовольствие».

Как написать любовное письмо

«Способны ли люди писать письма сегодня? Я могу судить по себе: я попробовал писать письма, и это очень тяжело. Находить, о чем писать, формулировать слова, заставлять свои чувства работать, подбирать им подлинные выражения. На самом деле письмо — результат душевной работы, и когда мы пишем в мессенджерах или просто общаемся, это не требует от нас таких усилий. Конечно, иногда мы вспоминаем, что важно раскрываться душевно, находить слова, выражать восхищение, и ловим себя на том, что давно ничего не говорили по-настоящему. Тогда приходится исправлять эту ошибку. Вопрос не в том, что мы перестали чувствовать, а в том, что мы перестали эти чувства проявлять. Навык написания письма как способ выражения утерян. Но не утерян навык скандала. Мы с удивительной точностью выражаем и формулируем чувства, когда ругаемся. Так что вопрос состоит только в том, чтобы направить эту энергию в созидательное русло, и письмо — потрясающий инструмент для этого.

Я в Петербурге провел лабораторию любовных писем на передвижном фестивале независимых театров. Мы составили форму письма и подкрепили ее историческими примерами. В конце люди написали свои варианты и прочитали их перед аудиторией, и у многих получились очень замечательные тексты.

В приложении у нас есть функция добавления писем и уже сейчас несколько на модерации. Например, сотрудницы военно-медицинского музея предложили письма врачей. К сожалению, у нас очень мало писем врачей, потому что они обычно не оставляют за собой собрание сочинений. Но в музее есть архивы, и сотрудница решила ими поделиться.

Мы надеемся, что со временем в приложении начнет появляться все больше писем наших современников».