Марину Абрамович называют бабушкой перформанса — природу человека через этот вид искусства она исследует уже больше полувека. Едва ей исполнилось 18, еще будучи студенткой Университета искусств в Белграде, Абрамович задала себе тему на долгие годы вперед — каждый ее проект подразумевал изучение собственной выносливости через взаимодействие с аудиторией. Так, ее раздевали догола, резали, кололи и даже приставляли к голове пистолет, а во многих перформансах главным ее инструментом служило собственное тело — обнаженное. Когда же проект предполагал наличие одежды, это всегда было продолжение идеи, особенно цвет наряда — лишних деталей у Абрамович просто не бывает.
«У меня есть теория: чем хуже у тебя детство, тем лучше твое искусство — если ты по-настоящему счастлив, то у тебя не получится создать хорошее произведение», — Абрамович своим собственным примером эту теорию подтвердила. Недолюбленность родителями — то, что остается с нами на всю жизнь и оказывает на нас влияние даже в зрелом возрасте. Ее родители делали карьеру, и она с детства была делегирована бабушке, которая и стала главным человеком в ее жизни.
С бабушкой Абрамович это место впоследствии разделил Франк Уве Лайсипен, или Улай — немецкий художник и возлюбленный Абрамович, задавший новую веху в ее творчестве. С 1976 по 1988-й они творили вместе, сплетая волосы друг друга, вдыхая воздух друг друга, проверяя влияние окружающих на их отношения и доверие между собой. Даже их брак должен был начаться с перформанса — по задумке они шли друг другу навстречу с разных концов Великой Китайской стены. Для этого каждый из них преодолел две с половиной тысячи километров, но после их пути разошлись — во время путешествия в Китай Улай начал роман со своей переводчицей, и к прибытию она уже ждала ребенка. Абрамович позже признавалась, что эти обстоятельства лишили ее уверенности в себе. И действенным способом обрести ее вновь послужила мода.
Рассказываем о танце «Серпантин», в котором костюм не менее важен, чем движения
«Радикальная активистка, очень жесткая. Никакого макияжа, сплошная духовность. Но потом пришел момент, когда мне захотелось поиграть, сделать собственную жизнь зрелищной и получить удовольствие. Я подумала: почему бы и нет?» — так в ее жизни появились Yohji Yamamoto и Givenchy времен Риккардо Тиши. И именно этот период ознаменовал появление цвета в ее творчестве. Со времен разрыва с Улаем ее главным перформансом стал «В присутствии художника», впервые состоявшийся в Нью-Йоркском музее современного искусства в 2010 году. Марина находилась за столом, а напротив мог сесть любой желающий и установить с ней зрительный контакт. Проект длился всю весну, и для него она сама создала три длинных трикотажных платья с высоким воротом: синее, красное и белое. Мартовское, синее, обозначало спокойствие, красное должно было придать жизненные силы, а белое — очистить. Особое значение приобрело апрельское платье ярко-алого цвета.
